Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

Она всегда напоминала мне благородную королеву из книжек – с любовью в сердце, любовью, выражающейся в мягкости тона, которым она разговаривала с нами, в довольном блеске глаз, когда обнимала нас и читала по вечерам перед сном.

Хлопаю ресницами, чтобы отогнать подступившие слезы. Не хочу, чтобы он видел меня плачущей.

– А у нее вот здесь нет метки? – Чужак дотрагивается до правой стороны своего носа. – Бугорок. Цвета кожи. Его можно заметить только при хорошем освещении.

У меня на секунду замирает сердце.

– Нет, – лгу я. – Такой нет.

Застегнув молнию на чемодане, Брант садится рядом со мной на кровать. Касается ладонью моей щеки, подушечкой большого пальца проводит по нижней губе и целует.

В прошлом году в это время я уже была во Флориде, нежилась на солнце, ходила по белому, как сахар, песку, любовалась морскими волнами. Влажный ветер то трепал, то приглаживал мои волосы, а Кейт рассказывала очередную историю из своей богатой личной жизни.

Я всегда жила этими поездками. Зимы на севере штата Нью-Йорк пасмурны и унылы. Зимы с Кейт веселы, жизнерадостны, ярки. Дом ее стоит прямо на воде, и это ни с чем несравнимо – просыпаться под шум бьющихся о берег волн или крики чаек, реющих вдоль кромки океана.

Годами я намекала Бранту на желание жить в каком-нибудь теплом и зеленом райском местечке, но ему это претит. Обычный ответ звучит примерно так: «Пока мы не поседеем и не удалимся от дел, нам противопоказан образ жизни Флориды. Мы растолстеем, обленимся и испортимся на солнце».

К тому же ему нравится жить вблизи Нью-Йорка; живя здесь, говорит он, нужно лишь несколько часов, чтобы при необходимости сесть в самолет и улететь в любую точку мира.

Поэтому зимы я проводила у Кейт.

Художник – странное, капризное существо. В какой-то момент его творческий порыв иссякает, потом в нем вспыхивает такой огонь, что прямо искры сыплются из глаз. Тогда он весь и сразу оживает. Это прекрасно и заразительно, и отчасти именно из-за этих вспышек я и влюбилась в Бранта.

Но в последнее время ему кажется, что он начинает задыхаться, будто оказался взаперти. Он сомневается, занимается самоедством, чувствует себя никчемным самозванцем, которого вот-вот разоблачат… И выставка в музее «Беллхаус», по его мнению, ничего не значит.

Муж берет меня за руку.

– Уверена, что все будет в порядке?

– Я же предлагала, возьми меня с собой.

Мы говорили об этом. После того, как я заявила, что на зиму остаюсь в Нью-Йорке. Вызвалась сопровождать его в поездке, но умышленно дождалась, пока на его стыковочный рейс из Далласа до международного аэропорта «Марискаль Сукре» не закончились билеты.

Потом я согласилась, что мне не имеет смысла отправляться с ним, но не могла не заметить облегчения в его глазах, когда он убедился, что мы пришли к единому мнению.

– Буду звонить каждый день, – говорит он. – И все время буду держать телефон под рукой.

Он что, предоставляет мне компенсацию? Напоминает, что доступен по телефону днем и ночью. Значит, что-то скрывает и чувствует вину?

– Все будет прекрасно. – Встаю с кровати, засовываю руки в задние карманы джинсов и изображаю улыбку.

Стащив чемодан с покрывала, Брант катит его к двери. На ходу достает телефон – тот самый, доступ к которому по непонятной причине с этой недели для меня закрыт, – и смотрит на экран, затем убирает.

– Машина будет через две минуты, – говорит он. В сощуренных глазах, в озабоченных складках на лбу читается беспокойство. Не знаю только, за меня или за себя.

Спускаюсь за ним по лестнице на площадку; Брант прислоняет чемодан к двери и поворачивается ко мне.

– Я буду скучать, – сообщает он, убирая прядь волос с моего лба.

– Я тоже. – Говорю это просто потому, что надо соблюсти приличия.

Пальцы Бранта ласково касаются моего подбородка, приподнимают его, и он целует меня снова – крепче, чем обычно.

В кармане у него звякает телефон, и я периферическим зрением вижу появившийся на нашей подъездной дорожке черный седан.

– За тобой приехали, – говорю я, отстраняясь.

Поджав губы, Брант секунду смотрит на меня, но я хлопаю его по груди и отступаю в сторону.

– Будь осторожен, – напоминаю, как всегда. Муж нажимает ручку двери, а я посылаю ему воздушный поцелуй.

– Ах да, Брант! – восклицаю я.

– Что? – Он оборачивается.

– Забыла сказать… пришло сообщение о мошенничестве с моим трастовым счетом, – сообщаю я, хмуря брови. Специально ждала момента, когда он покинет страну – чтобы у Бранта не было возможности замести следы. – Я просто велела заморозить его, пока мы не разберемся, что происходит.