Альбина Нури - Узел смерти

– Пока нет. Прости, пап. Не потому, что не хочу, а просто… ты не поверишь, и мы опять поссоримся. – Он легонько вздохнул. – Я и сам до конца ничего не понимаю. Но все обдумаю и расскажу тебе. Попозже, ладно?

Отец нахмурился, помолчал немного, но согласился подождать, не стал настаивать.

Увидев белого, как простыня, перебинтованного сына на больничной койке, Юрий Олегович решил, что Мишу покалечил преступник, что он пострадал на службе, и клял себя последними словами.

– Хорошо, теперь ты меня послушай. – Он набрал в легкие побольше воздуху и сказал: – Как выйдешь из больницы, пиши рапорт.

– Какой еще рапорт? – удивился Миша.

– На увольнение. Черт с ними, с этими пятью годами. Я все улажу.

– Пап, да я… – Начал Миша, но отец прервал его:

– Не буду я тебя попрекать, обещаю. Слово даю. Каждому свое. Не создан ты в строю ходить и брать под козырек, так нечего мне было… – Он в сердцах хлопнул ладонью по рулю. – Устрою тебя в администрацию, не проблема. Ну, или куда захочешь.

– Не надо, – сказал Миша.

– Чего не надо? Мишка, я же говорю: не буду больше заставлять тебя!

– Вот и не заставляй. Не хочу я увольняться. – Он слегка улыбнулся. – Мне нравится моя работа.

Сказал – и понял, что это правда. Искал себя, искал – и нашел там, где меньше всего рассчитывал найти.

– Сильно тебя, видать, покусали, – усмехнулся отец, пораженный неожиданным заявлением. – Рвался, рвался из «ментовки» – и на тебе. Давно ты изменил мнение?

– Не очень, – честно ответил Миша.

Машина въехала на небольшой пятачок возле кладбища, и разговор пришлось прервать. Впрочем, главное уже было сказано, а важнее всего то, что они впервые за долгое время беседовали свободно, откровенно, не подыскивая слов и не обходя острых углов.

Оказывается, Леля на своей маленькой юркой машинке обогнала их и уже припарковалась. Миша выбрался из машины и пошел к друзьям.

К месту, где Белкину предстояло обрести последнее пристанище, шли медленно, перебрасываясь короткими фразами. Томочка, несмотря на грусть момента, светилась радостью: Илья был рядом. Леля то и дело бросала на них взгляды, которых Миша никак не мог растолковать.

Вчера вечером Илья пришел к нему в палату.

– Мишаня, ты мне жизнь спас, – сказал Илья, и по тому, что друг постоянно поправлял очки, Миша понял, как сильно он взволнован. – Я тебе обязан на всю…

– Только давай без этого братания в окопах, – поспешно перебил Михаил, скрывая за насмешкой смущение от слов Ильи. – Я не один был: девчонки – молодцы. И если бы Белкин не оказался таким упертым, мы бы сейчас не разговаривали.

– Без тебя, Анатолия Петровича, Лели и Томочки меня бы не было, – сказал Илья, которому, как и Томочке, Леля все рассказала, пока они ждали новостей о здоровье Михаила.

– Томочка – просто огонь, взрыв мозга, – подхватил Миша, вспомнив, как решительно вела себя соседка Ильи.

«Теперь, дружище, ты обязан с ней встречаться, как честный человек!» – подумал Миша, но вслух ничего не сказал и вместо этого спросил:

– Уладил все на работе? Они же не собираются тебя уволить?

– Нет. Обошлось.

Илья говорил спокойно, но Миша знал, что на самом деле он рад этому почти так же, как спасению своей жизни.

– Ты им скажи, если что: могу теперь писать репортажи о загробном мире и его обитателях.

– Шутка так себе, – улыбнулся Илья. – Но так уж и быть, засчитывается.

– Ты все помнишь? Все эти недели, пока был с ней?

Илья неуверенно поглядел на друга.

– Сложно объяснить. Это как… воспоминание о прошлом. Ты помнишь в общих чертах, но без подробностей, с провалами, которые не можешь восстановить, как ни стараешься.

– Тогда не старайся, – сказал Миша. – Может, так лучше.

– Как представлю, что проводил столько времени с этим… с этой… – Илья вновь тронул очки нервным жестом.

Миша тоже не мог, точнее, не хотел представлять, чем они занимались ночи напролет, и поспешил сменить тему.

– Старик, я всегда говорил: нельзя позволять бабам садиться себе на шею! Настя плохо на тебя влияла. – Миша деланно закатил глаза и доверительно сообщил: – Но и ты был полной скотиной. Если бы тебя не убила Мортус Улторем, я бы тебя сам убил.

– Даже большей скотиной, чем ты?

– Но-но! Грубые реплики – мой репертуар.

Они разговаривали еще почти час, пока медсестра не вытолкала Илью чуть ли не взашей: «Врач сказал, не больше тридцати минут! Это безобразие!»

…Похоронная процессия была короткой: родных у Белкина не имелось, за гробом шли лишь Миша с друзьями и отцом да несколько соседей, включая бабку, что вызвала полицию тем вечером. Она сделала вид, что не узнает Мишу и Лелю, но нет-нет косилась на них.