Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

– И что произошло?

Он глубоко втягивает воздух, а затем выдыхает через нос, как курильщик.

– Она умерла, – говорит он. – Она умерла.

– Что? Когда?

– Мы были вместе два месяца. Глупость, конечно. Я же ей никто, не вдовец, ничего такого… Но наши отношения не были… интрижкой. Я любил ее.

– Мы даже не подозревали…

Интересно, страдал ли он так же, как и я: от одиночества, от чувства вины и от ощущения пустоты? По-другому, но так же.

– Я был… Не знаю. Не чувствовал, что имею на это право… – Уилф продолжает рассказывать: – Я был рядом с ней. Она умерла от синдрома внезапной смерти у взрослых, во сне. Когда я проснулся, то все еще обнимал ее. Ее тело. – Он делает глоток пива.

Я быстро киваю, мои глаза мокрые. Бедный брат. Он был совсем один в университете, едва успел повзрослеть. Неудивительно, что он изменился так сильно и так быстро.

Мы встретились глазами.

– Я не считал, что имею право оплакивать ее. Так что вместо этого я составлял списки. И я безумно ревновал, когда ты начала встречаться с Рубеном. И завидовал, что у тебя есть друзья. С людьми отношения у меня не складывались, а единственный человек, который любил меня, умер.

Дело было не только в том, что мы оба страдали. Было еще горе, которое мы оба пережили, только я стала его причиной, а он – жертвой. Но было и еще кое-что: его слова, что он не имел права. На протяжении всего судебного разбирательства и всего времени, проведенного в тюрьме, я не чувствовала, что Сэдик действительно представлял опасность. Случившееся было моей виной. Виноваты были моя слишком бурная реакция, моя нерешительность и нежелание проверить, кто шел за мной. Необоснованное применение силы. Я не была жертвой. Но могла ею стать… Жизнь слишком запутанная.

– Это было твоим правом, – сказала я, взяв брата за руку, и никакие охранники больше не могли нас остановить.

Он благодарно сжимает мою ладонь.

– Но тогда мне так не казалось. Я знал ее меньше шестидесяти дней. Мы встретились на вечеринке, потом начали встречаться, но никому об этом не рассказали. Впервые мы встретились в конце зимы. Сразу после твоего приезда. Умерла она после Пасхи. Помнишь? Я тогда не приехал на каникулы.

Я киваю.

Мы все гадали, чем же был так занят наш второкурсник. Сам он сказал, что устроился на работу в бар. Но летом приехал домой, как обычно, как будто и никуда не уезжал.

– Она умерла в Светлый понедельник.

– Мне так жаль, что тебе пришлось все это пережить.

Я ловлю его взгляд, и он с благодарностью кивает.

– Кстати, ты можешь купить здесь пакет органической картошки, – внезапно говорит Уилф, указывая на рекламу на в меню.

– Нет, спасибо. – Не могу сдержать улыбку.

Уилф улыбается в ответ.

– Я хотел рассказать тебе, но вместо этого… Не знаю… Начал цепляться к тебе.

– Мы завидовали друг другу.

– Я точно тебе завидовал. Казалось, у тебя есть все.

– Что? Это ты получал все первым! Кембридж, недвижимость, работа…

Он молча смотрит на меня, и тут я вижу себя его глазами. Что у меня есть? Рубен и друзья. Вместо денег и образования. Выбор прост. Я никогда не думала о своей жизни с такой стороны.

– Боже… – говорю я. – Я и не думала, понятия не имела… И мне так жаль…

– Та история меня подкосила, – признает Уилф. – Минни первая женщина с тех пор…

– Серьезно первая?

– Не в том смысле. Конечно, девушки были, но они никогда не задерживались надолго. Я думал… Не знаю… Думал, что любая из них может умереть, если останется со мной. В голове засела дурацкая мысль, что я был в чем-то виноват, стал причиной. Конечно, я знал, что это неправда, но избавиться от нее не получалось.

Я энергично киваю. Прекрасно понимаю, о чем он говорит.

Ложные мысли так легко проходят непойманными через контроль мозга и превращаются в правду.

«Даже учитывая ваше преступление, вы не думаете, что уж слишком жестоко наказываете себя и слишком строго судите?» – как-то спросил меня Алан. Я призналась ему, что никогда не училась достаточно старательно, что всегда тянула время, не нашла сил на карьеру – мне казалось, что мое преступление стало логичным итогом. Я удивилась его вопросу. Жестоко? Нет. Суд в Олд Бэйли приговорил меня к двум годам в тюрьме. Что может быть строже?

«Но Джоанна, зачем же казнить себя еще больше? Кому от этого лучше?»

Я ответила просто:

«Искупление вины».

Алан пожал плечами, как бы говоря: «Кого это волнует…»

И сейчас я мысленно возвращаюсь к тому разговору. Странно осознавать, что ты могла ошибаться относительно всей своей жизни.