Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Мои руки замирают, будто наткнувшись на силовое поле. Большой палец запечатывает пластик на ее лице и замирает. А я продолжаю смотреть на фотографию.

Эд проходит сзади меня, пока я верчу карточку в руках, разглядываю ее номер, штрих-код и изучаю фото.

– Решила хорошенько рассмотреть, – говорит он бесстрастным тоном.

Я немедленно роняю карточку на пол.

Уже конец января, и кажется, что у каждого в интернете есть мнение на мой счет. Рубен был прав, каким-то образом мое дело стало чем-то важным. Статьи в «Дэйли Мэйл», «Экспрессе», «Хаффингтон Пост». Некоторые говорят, что это могло случиться с любой из нас. Что каждая женщина чувствовала, как начинает быстрее стучать сердце, когда она слышала шаги позади себя, возвращаясь с вечеринки или просто прогуливаясь в одиночку. Кто-то считает, что Маленькая Венеция давно стала опасной. Другие говорят, что накапливается эффект от запугивания; что угрозы, брошенные оскорбления и неуважительное отношение суммируются, и многие женщины все время ждут, что на них нападут. Конечно, женщины бурно реагируют, потому что это всегда было на поверхности, и провокации длятся десятилетиями.

Я видела посты обо мне на «Фейсбуке». Инстинктивно кликала на них, закрывала вкладку, открывала заново. Я бы не смогла вечно избегать этого. Процесс по моему делу приближался. Я читала первые несколько предложений. В конце концов, некоторые комментаторы – как и говорил Рубен – были вполне доброжелательными.

Наверное, я не рассчитала свои силы и приложила больше усилий, нежели это было необходимо – это мнение одной женщины-адвоката. Скорее всего, я намеревалась только защитить себя. Никто, обороняясь, не нападает первым и с такой изначальной силой.

Они не знают, что он уже бежал, уже приближался к ступеням. Они не знают, и им плевать. И та же женщина задается вопросом, действительно ли можно было ошибиться? Разве разумный человек не должен все проверить?

В статье моя фотография, на ней я смотрю куда-то направо. Не видела ее много лет. Должно быть, взяли из моего профиля. Я печально смотрю вдаль, у меня в руках рождественская кружка из кофейни, а в спину светит зимнее солнце.

И ниже фото Имрана. Я задыхаюсь, в первый раз глядя ему в глаза. Они широко расставлены, почти выпучены. Он улыбается кривоватой, застенчивой улыбкой. Его выдающиеся скулы бросают тени на щеки. Несомненно, он был привлекателен.

Пролистываю страницу дальше, потому что не могу больше на него смотреть.

Я везде: на клятых журналистских сайтах в интернете и написанных женщинами статьях – дама по имени Кэролин так сочувственно пишет о моем положении, и в разделе комментариев на сайте газеты «Гардиан». «Была ли я права, напав первой? Может ли самооборона быть превентивной? Обязана ли я была проверить? Это вопрос феминизма?»

Есть масса статей о том, что женщин всегда обвиняют во лжи в суде, и все же они редко врут в реальности. Мы же не обвиняем людей, которые были ограблены, в случившемся и не говорим, что они сами на себя это навлекли. «Давайте поверим Джоанне», – весьма страстно пишет одна женщина, поясняя, что я же немедленно спасла мужчину. Давайте поверим, что это была чистосердечная ошибка; что, если бы это был в действительности мужчина из бара, ее бы оправдали. Давайте перестанем обвинять женщин, сразу считая их виновными, а не наоборот.

Шокированная, я таращусь в экран. Мои руки и спина покрылись гусиной кожей. Лицо освещено синим от экрана компьютера – вижу свое отражение в окне.

Статья сочувствующая и страстная, и написана хорошо. Но внутри меня тихий голос говорит: я соврала. И я продолжаю врать. Я оставила его в луже, пока сама теряла время, пока решала, что делать. Может ли одна ложь, которая дополняет основную историю отвратительным образом, ослабить мою защиту? Я не знаю и никогда не узнаю. Не знаю, как это трактуется законом, и не могу спросить Сару.

Закрываю ноутбук, и мое лицо погружается в темноту, полностью исчезая из окна.

Потом мне звонит Сара.

– На следующей неделе я встречаюсь с Сэдиком, – говорит она. – Я возьму у него показания.

– Хорошо.

Январь проходит, и я едва это замечаю. В новостях постоянно говорят о погоде – сколько было снега, насколько устойчивы морозы. Даже Рубен иногда пытается обсудить со мной эту самую банальную из тем, но я не могу говорить с ним даже об этом. Не могу вспомнить, когда последний раз смотрела ему в глаза. Я плохо сплю и совсем не сплю рядом с ним. Лежу без сна большинство ночей, слушая вой сирен, ожидая звонка в дверь, вздрагивая от вибрации телефона, лежащего на прикроватном столике. Снова и снова переживая случившееся: как я его толкнула, как потом ушла. Представляю, как это виделось ему. О чем он мог думать, пока просто бежал позади меня. Каково это – чувствовать, что заканчивается жизнь здесь, в Маленькой Венеции, в то время как твой убийца стоит в паре метров, даже не пытаясь помочь.