Хелене Флод - Терапевт

— Что нового с нашей последней встречи? — спрашиваю я.

Устраиваюсь в кресле поудобнее, чуть-чуть склоняюсь вперед — и чувствую себя на своем месте. Да, я справлюсь. Когда надо, я в своем профессиональном модусе работаю на автопилоте. Это хорошее чувство. Я сосредотачиваюсь. Абстрагируюсь от хаоса в доме, полиции, тубусов, занавесок, коробок с пиццей. Они сами по себе. А здесь, в кабинете, нам с Сашей нужно поработать.

— Ну как-как, — говорит она, меняя положение рук. — Да ничего. Вполне. Нормально.

Я киваю. Вся внимание: глаза чуть прищурены. Образцовый психолог за работой.

— Вот только… — говорит Саша и сдувает челку со лба. — Ой, так глупо, вы будете смеяться… В общем, я встретила одного человека. Или как сказать… Я -то его встретила. А вот встретил ли он меня, это другое дело.

— Ты хочешь сказать, что не уверена, отвечает ли он на твои чувства? — спрашиваю я.

— Именно. Не уверена — это мягко говоря.

— А ты спрашивала?

Саша снова сдувает челку. Молодые так делают, когда хотят сказать: ну да, как же.

— Он такой, что вряд ли кто-то типа меня может его заинтересовать, — говорит она и ядовито добавляет: — Если можно так выразиться.

— Я правильно понимаю, что ты не спрашивала?

— Правильно.

— Так значит, когда ты говоришь, что такой парень не может заинтересоваться кем-то типа тебя, это пока еще твое предположение?

Смотрите-ка, я отлично справляюсь. Подвергаю сделанные Сашей выводы сомнению. Делаю свое дело.

— Ну, в общем да, — отвечает Саша. — Ох, Сара, только не говорите, что он наверняка влюбится в меня, как только лучше меня узнает. Пожалуйста, не надо, я этого не перенесу.

Я улыбаюсь. Вот это уже сложнее. У меня получается, не в этом дело; но какая-то натянутость в улыбке чувствуется.

— Вы знаете, в школах ведь существует своя иерархия, — говорит Саша, — хотя очень хочется верить, что на самом деле важно быть просто доброй, приветливой и откровенной.

— А где твое место в этой иерархии, Саша?

— Не с самого низу. Но и не с самого верху тоже.

— Понятно. А он там где?

Саша взглядывает в окно.

— Сара, — говорит она. — Еще одна полицейская машина приехала.

Я смотрю туда же, куда и она. Во дворе стоит третья машина. Как-то поперек, отгораживая дом от дороги. Из машины выбираются два человека, мужчина в форме и мужчина в гражданском, в ветровке; у него пушистые усы на все лицо. Они направляются к дому, и, глядя на них, я пытаюсь вспомнить, какой же вопрос собиралась задать Саше.

Та смотрит на меня и спрашивает:

— Сара? У вас всё в порядке?

Мне очень хотелось бы ответить «да», но это неправда, а врать здесь, где проходят сеансы, я не могу; не могу врать ей, тем более в такой день, когда просто сидеть прямо — и то нелегко. Уклончиво отвечаю:

— Да у нас тут случилось кое-что… Это совершенно не связано с нашей работой, но я понимаю, что, увидев тут всех этих полицейских, можно испугаться или по крайней мере занервничать.

— А что случилось?

— Пропал человек, — говорю я.

Собственно, не просто пропал, но я не могу заставить себя произнести точное слово. Если я повторю то, что сообщили мне вчера, так и окажется на самом деле. Если я произнесу это слово вслух, то, наверное, никогда уже не буду собою прежней.

— Просто… ну, просто это мой муж; он пропал.

У нее широко распахиваются глаза: тяжелые ресницы растопырились, глазные яблоки вот-вот выкатятся из глазниц.

— Ваш муж пропал? — повторяет она.

— Да.

Я выглядываю во двор. Приехавшие зашли в дом. Позвонили, но вошли, не дождавшись, когда им откроют, насколько я понимаю. Видел бы это старый Торп, думаю я; ведь теперь-то его дом и в самом деле осажден представителями правоохранительных органов…

— Сара, — говорит сидящий напротив меня подросток, — конечно, это вы психолог, а не я, но, может, вам не стоит сегодня работать?

Что на это ответить… Разумеется, она права. Кто-нибудь должен был сказать мне это, но кто? Ведь я теперь совсем одна…

— Я сама хотела поработать, — говорю. — Тебе же было назначено.

Саша смотрит на меня взглядом, настолько исполненным сочувствия, что, похоже, вряд ли мы сможем потом вернуться к чисто профессиональным отношениям.

— Это не важно, — медленно и певуче, словно обращаясь к ребенку, выговаривает она, — я и в другой день могу прийти.

Усатый мужчина в ветровке ждет в гостиной. С ним вчерашняя женщина и еще несколько полицейских. Усатый вещает им о чем-то; входя, я слышу конец его речи: