Бернар Миньер - На краю бездны

– Что это?

– Это письма, которые твоя мать посылала мне в течение двенадцати лет, до самой смерти.

Мойра узнала почерк на конвертах, но открывать их не собиралась.

– Она могла тебе и соврать.

– Первый тест на отцовство я сдал через два года после твоего рождения, второй – через десять лет, когда такие тесты стали распространяться. Сначала я даже оплачивал твою медицинскую страховку… В отличие от тебя, я всегда знал, что мы с тобой в близком родстве. Поначалу это был просто интерес издалека, весьма смутный, да у меня и времени на тебя не было. К тому же у меня было двое детей. И я ограничивался тем, что высылал твоей матери деньги, столько, сколько она запрашивала. Чтобы она молчала… чтобы совесть была чиста… в конце концов, ты ведь моя дочь… ну, уж не знаю, что еще… Ты никогда не задавалась вопросом, почему вы жили в большом, удобном доме при ее нищенской зарплате? Ее переводы не могли дать достаточную сумму, чтобы оплачивать жилье.

– Мама всегда говорила, что ей ничего от тебя не нужно.

– Врала. Она меня презирала и ненавидела. Но, тем не менее, деньги от меня принимала… Два раза в год в ваш почтовый ящик опускали чек. Она ни разу ни одного чека не отослала обратно. И писала мне, чтобы рассказать о тебе… Я стал интересоваться тобой, когда погибла Пин Йе. Думаю, я нуждался в некоей… компенсации и рассматривал тебя как возможную названую дочь… К тому же ты училась и занималась тем, что было мне сродни. И я понял, что ты действительно дочь своего отца. Вот тогда я и начал более тщательно за тобой наблюдать. А когда ты появилась в «Фейсбуке», я уже знал, что надо найти какой-то способ встретиться с тобой и поговорить… Я мог бы составить тебе протекцию при приеме в «Мин инкорпорейтед», но это не понадобилось: ты прошла все тесты выше всяческих похвал, дорогая.

Он улыбался и так пожирал ее глазами, что ей стало не по себе.

– Конечно, ты моя дочь, тут сомнений быть не может… И я думаю, что ты приехала сюда, чтобы восстановить справедливость, после того, что я сделал с твоей матерью…

После того, что я сделал с твоей матерью … У Мойры возникло ощущение, что кровь в ее жилах перестала течь и застыла.

– Ты ведь с самого начала знала, кто я, – прибавил Мин.

– Что ты насильник? Знала. Что ты убийца? Тогда еще нет… Я расскажу тебе один сон, который вижу очень часто. Сон про китайца.

И она, пристально глядя ему в глаза, рассказала сон во всех подробностях. Никакой реакции не последовало.

– Из-за мамы я выросла бок о бок с этим кошмаром, как с раковой опухолью в мозгу. Учеба, карьера – все имело только одну цель: добраться до тебя. Я знала, кем ты теперь стал, – мама рассказывала, да и пресса публиковала много статей. Это не ты заманил меня в западню, а я сама сюда приехала, по доброй воле, полностью осознавая ситуацию… Я рассчитывала, насколько возможно, приблизиться к тебе, удостовериться, что ты действительно мой отец, и устроить скандал. Мне хотелось, чтобы весь мир узнал, кто ты такой есть. А когда тот… полицейский рассказал мне о «Черном князе боли», я поняла, что ты дошел до ручки.

Пистолет постоянно держал ее под прицелом.

– «Черный князь боли», говоришь? Забавно… – пробормотал Мин.

Он на миг опустил пистолет и снова поднял.

– Раздевайся!

Голос его изменился. Мойра вгляделась в его лицо и содрогнулась. Сердце заледенело в груди. В глазах отца под тяжелыми «игуаньими» веками не осталось ничего человеческого. Она увидела только две двери, ведущие в древний сумрак, к чему-то примитивному и жестокому. Это был взгляд варана Комодо, черного каймана или анаконды.

– Что? Ты же говорил…

– Я передумал. Раздевайся.

Мойра сглотнула. Нет! Он не посмеет! Но тут же встретила его повлажневший, глубокий, нутряной взгляд. Это существо – слово «человек» в этот миг ему никак не подходило – не знало никаких пределов в своей гнусности и безумии. Оно никого и ничего не любило. Оно превратилось в самое разнузданность, зверство и аномалию.

– Раздевайся, – повторил Мин отстраненным, спокойным и ледяным голосом, от которого по телу прошла дрожь.

Буря бушевала над полуостровом. Тьму разрезали молнии. Чань вцепился в руль. Ветер перебрасывал через дорогу обломанные ветки. Он почти ничего не видел сквозь струи воды, которые били в лобовое стекло. «Дворники» не справлялись и только жалобно скрипели.

Он не раз на что-то наезжал, но шины пока выдерживали. Снова вошел в поворот. Немного скорее, чем нужно. На самом деле слишком быстро. Эта часть дороги была довольно узкой и представляла собой длинный поворот-тягун.