Харлан Кобен - Убегай!

Фагбенл был прав с самого начала.

– Бритва Оккама, – сказал Фагбенл. – Знаете, что это?

– Мне сейчас не до Оккама, детектив.

– Принцип в том…

– Я знаю, в чем он…

– …что простейшее объяснение, как правило, бывает самым правильным .

– И каково же простейшее объяснение, детектив?

– Аарона Корвала убили вы, – ответил он.

Вот так просто и сказал. Без эмоций. Ни раздражения, ни удивления.

– Или ваша жена. Я не осуждаю ни вас, ни ее. Этот человек был чудовищем. Он медленно отравлял вашу дочь, убивал ее прямо у вас на глазах .

Фагбенл даже заметил, что Ингрид вполне могла незаметно приехать в Бронкс во время перерыва на работе. Камера наблюдения зафиксировала, как она уезжала. И Ингрид знала, когда лучше всего это сделать. Она была уверена, что Аарон будет один.

– Пейдж?

– Я не знала, что мама собирается его убить.

Теперь она отодвинулась от него и сидела прямо.

– Я вернулась домой рано и увидела… На маме была больничная одежда. Вся в крови. Думаю, потом она ее выбросила. Но когда я увидела ее, то чуть с ума не сошла. И убежала.

– Куда?

– Там есть еще один подвал. Как у Рокко. Я приняла сразу две дозы. И много часов провалялась там, даже не знаю сколько. А когда очухалась, до меня наконец-то дошла вся правда.

– Какая правда?

– Что мама кого-то убила. Ты можешь хоть на секунду представить себе такое? Говорят, чтобы подняться, сначала надо опуститься на самое дно. Самое дно – это когда понимаешь, что твоя мать из-за тебя убила человека.

Некоторое время они молчали.

– Почему мама не позвонила в центр, чтобы узнать, не отправилась ли ты туда? – спросил Саймон.

– Может быть, она и звонила. Но меня там еще не было. Я не сразу выкарабкалась, понадобился не один день.

А к тому времени Ингрид уже лежала в коме.

– Папа?

– Что, солнышко?

– А теперь, может быть, хватит уже об этом?

Саймон ответил не сразу:

– Пожалуй.

– И это навсегда останется между нами?

– Навсегда.

– Это значит – только между тобой и мной.

– Что?

– Не говори маме, что ты знаешь. Ладно? Просто не будем об этом.

Прошло еще несколько недель, Ингрид уже выздоравливала, жизнь постепенно налаживалась, но Саймон все думал о просьбе дочери.

Должно ли все то, о чем они говорили в машине, оставаться только между ним и Пейдж? Действительно ли лучше не говорить жене, что ему известно: она убила человека?

Будет ли это лучше – жить с такой тайной?

На первый взгляд ответ должен быть утвердительным.

Саймон внимательно наблюдал, как жена постепенно возвращается к нему и к детям.

И вот настал день, когда она достаточно окрепла, чтобы вернуться домой.

Недели шли, превращались в месяцы.

Хорошие это были месяцы.

Пейдж тоже поправлялась. Наконец в реабилитационном центре решили, что ей можно вернуться домой.

С началом нового семестра Сэм отправился в Амхерст. Аня в школе училась хорошо. Саймон снова вышел на работу. А вскоре и Ингрид вернулась к своим пациентам.

Жизнь возвращалась в нормальное русло.

В общем, все было хорошо. Даже очень хорошо. А когда все идет хорошо, наверное, лучше не будить спящую собаку.

В жизни каждого из них было много радости и веселья. Прекрасные прогулки в Центральном парке. Походы в театр, обеды с друзьями. Взаимная любовь, светлое семейное счастье.

Ингрид с Саймоном встретили вернувшуюся из клиники дочь с распростертыми объятиями. Они поддерживали ее как могли, но все-таки тревожились, что этот демон, которого поселил в ней Аарон, только ослаб или дремлет, но все еще жив и ждет своего часа.

Потому что демоны не умирают.

Впрочем, и тайны тоже.

В этом и состояла проблема. Все хорошее здесь, вот оно, рядом с ними. Но и тайна никуда не делась.

Однажды вечером, во время прогулки по парку, Ингрид с Саймоном остановились на Строберри Филдс. Обычно Саймон избегал этого маршрута. Именно здесь он видел, как Пейдж хриплым голосом пыталась справиться с мелодией Битлов. Что она пела тогда? Он уже не помнил. Да и не надо. Он не хотел это помнить.

Но Ингрид захотелось посидеть здесь на скамейке. Саймон по привычке взглянул на надпись:

Ингрид взяла его руку, пристально посмотрела на него и сказала:

– Ты все знаешь.

– Да.

– Ты понимаешь, зачем я сделала это.

– Да, понимаю, – кивнул он.