Франк Тилье - Иллюзия смерти [litres]

– Маленькая фея пришла будить тебя!

Режущая боль в животе, яркая вспышка. Грег, дернувшись, распрямляется, задерживая дыхание. Ева поднимает жалюзи. Оживленная и грациозная, она опять подходит к нему:

– Ну как, пришло вдохновение?

Он лежит, не в силах понять, что происходит. Его невеста нежно проводит пальцем по раковине наутилуса, касаясь совершенной спирали, олицетворяющей собой вечный цикл, бесконечность, и кладет раковину на место. Грег лежит неподвижно, она легко целует его и переводит взгляд на экран:

– Писать, когда у тебя нет двух букв? Ну и задачка! Это же невозможно. С ума сойти.

И со словами: «Я жду в машине! Уже четыре часа, нам пора!» – она исчезает в холле.

Грег выбегает следом за ней из родительской виллы… Байдарка закреплена на крыше автомобиля… Ева, в легком сарафанчике, укладывает в багажник спальные мешки. Ему только что это снилось. Машина, промчавшись мимо виноградников, направляется к Баньюльсу.

– Происходит что-то странное.

– В каком смысле?

– Ну, вроде я уже это видел. Пережил. Причем очень отчетливо. Как ты насчет того, чтобы совершить поездку позже?

Ехать позже она категорически не согласна, их поездка пройдет нормально, и потом, это ведь их годовщина. Город выплевывает их автомобиль на юг, на трассу D914. При въезде на грунтовку Грег сдает влево, стремясь обезопасить себя на виражах. На пляже Тайлок они тащат байдарку к воде; отчалив, Грег высматривает пенсионера в белой футболке. Он видит, как старичок спускается по тропинке, ведущей в бухту, с полотенцем наперевес. Странное совпадение. Они огибают косяки пловцов, которые резвятся в заповедных водах между мысами Редерис, Пейрефит, Канадель, до самого Сербера… Цербер, легендарный пес, страж преисподней. Кстати, есть ли преисподняя по ту сторону мыса?

Они налегли на весла и к семи вечера были уже на месте. Нетронутая бухточка, притаившаяся среди отвесных прибрежных скал, омываемая прозрачными водами, как и несколько лет назад, когда они увидели ее впервые. Ни автомобиля, ни байдарки. Ева радостно рассмеялась, Грег наконец почувствовал, что напряжение исчезло. Мечта, просто великолепная мечта, достойная вселенной писателя, ничего больше.

Он готовил барбекю, сгребал в кучку веточки, серые креветки поблескивали на колотом льду. Ева разделась, свободная, красивая, в блеске своих двадцати семи лет. Она поплавала во Франции, потом в Испании, потом опять во Франции, bis repetita [24] Дословно: «дважды повторенное» (лат.). – и так дважды. Свет, живой и лучистый, усиливался, окружая их кольцом, будто выход из туннеля. Грег ощутил, как по его телу прошел холодок. Ева погладила его по затылку:

– Ты не купался, а замерз.

И правда. В самом деле, что происходит? Раздались крики, их как будто относило ветром. Кто кричал?.. Ева отошла чуть в сторону, чтобы взять пачку крекеров к аперитиву. Внезапный грохот заставил их вздрогнуть. Бурое облако сомкнулось, накрыв свечение над головой Грега. Он с криком задрал голову, закрывая лицо руками. Разверстая пасть зеленого фургона, сорвавшегося с утеса, расплющила его.

Из двадцати четырех букв, остававшихся в его распоряжении, за вычетом исчезнувших «к» и «о», пропала еще одна – «м». Уцелели только двадцать три.

– Маленькая фея пришла будить тебя!

Грег резко просыпается. Жалюзи, слепящий свет. Ева открывает рот, но он успевает вставить:

– Ну как, пришло вдохновение?

Она прищуривается: он снял слова у нее с языка; потом, не настаивая на своем, скрывается в холле. Литературный вызов сводится ко сну, от пробуждения к пробуждению: еще одна буква под запретом. Поле свободы сжимается, Грег хватается за голову: он что – сходит с ума? Попал в ловушку адского кольца? Этакий день сурка с неизменным пробуждением ровно в четыре? Он идет к окну, ослепленный жалящим летним солнцем. Ева устраивается в машине, очки на носу, босые ноги высунуты в окно. Грег топчется на месте, он не сядет в лодку, останется на вилле, в безопасности, до семи вечера. Он объясняет Еве, что ему очень жаль, но его тошнит, – вероятно, не стоило есть мясо на обед, поездку придется отменить. В четверг, честное слово, он наверстает упущенное. С грустным видом она соглашается, и он, поморщившись, помогает ей убрать байдарку в гараж.

Она возвращается к своему приключенческому роману, он остается в кабинете, со спущенными жалюзи, мрак сплошной, глаза, прикованные к тексту, скользят по строчкам. Он размышляет о запретных буквах из снов, все острее ощущая, что лишен свободы, находится в заточении. Потом он трогает наутилус, его совершенную спираль, перед глазами встает ярко-зеленый автомобиль, не вписавшийся в поворот, вытолкнувший его из жизни, тогда как Ева избежала худшего.