Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

– Прости, отец, не могу…

Он понимающе отвел взгляд.

Дальше ели молча. Тишину нарушали лишь треск костра и сочившийся изо всех щелей ветер, стонущий, словно больной старик.

Я посмотрел на свод церкви, где еще просматривались облупившиеся фрески.

– Да вы издеваетесь, – тихонько пробубнил я, глядя на изображенный во весь потолок Страшный суд.

– Мне нужно идти, – встал я с бревна и протянул кружку Иннокентию. – Спасибо тебе, отец, большое.

– Господа благодари, а не меня, – тяжело вздохнул старик и забрал у меня посуду.

А потом горьким извиняющимся голосом добавил:

– Я тебе, к сожалению, больше помочь ничем не смогу. У меня, окромя тулупа да валенок, нет ничего больше, разве что дырявые портки, да рубашонку могу дать, ну и лапти, что достались от деда. Но толку от них немного, это все. – Голос его дрожал, и я понимал, что если он сейчас отдаст мне теплую одежду, то сам, скорее всего, протянет недолго.

Я и не собирался настаивать.

– Спасибо, – гораздо тише сказал я и почувствовал жжение в носу.

Глаза заполнились слезами. То ли от страха перед дорогой, то ли от простой человеческой доброты, которой поделился со мной этот маленький нищий человек и которой мне так не хватало в последнее время. А еще мне не хватало жены. Она – все в моей жизни, моя надежда, моя тихая гавань, куда я плыл из последних сил. И теперь, находясь здесь и сейчас в относительном тепле и безопасности, я отвлекся от всех мыслей, и перед глазами возник ее образ.

«Плевать как, но я к тебе вернусь! Слышишь? Вернусь! А если кто-то против моих планов, то пусть идет в жопу», – вспомнил я Вадика, и, несмотря на внезапные слезы, на лице заиграла улыбка.

Натянув на себя древние рваные тряпки, которые вручил мне Иннокентий, я распрощался с ним и отправился в ночь, искать дорогу к дому.

Конец этой истории был близок, я чувствовал это, оставалось лишь поднажать.

Выйдя на улицу, я снова ощутил «бодрящее» дыхание зимы, громко нашептывающее мне, что я и без того на всю голову отмороженный, раз решился выйти в ночь и пересечь снежное поле в сношенных лаптях и дырявых тряпках. Благо небо было чистым. Призрачно-голубоватый свет миллиарда белых точек звезд и одной жирной луны отражался от снежного покрова, точно от зеркала, и подсказывал мне дорогу.

Выпустив столбик пара и потерев ладони, я решил, что разумнее всего будет передвигаться бегом, и, не раздумывая, стартанул прямо с порога старой церкви.

Ноги тонули в сугробах, несмотря на мороз, я обливался горячим потом, задыхался, обжигая раздраженные легкие холодным воздухом, но не останавливался. Деревня закончилась, впереди было поле, я нашел покосившийся забор рядом со сгоревшей избой, который приметил еще в первый раз, и уже от них прокладывал себе путь по невидимой под снегом дороге.

Бежал я долго, казалось, целую вечность. Изнеможенные ноги подкашивались, мышцы забились и стали дубовыми, но я все равно поднимался и продолжал идти, не давая телу взять верх над разумом и свалиться в сугроб, превратившись в безжизненную остывающую массу.

«Вот она! Трасса, я спасен! Господи, неужели я реально дошел?»

Теплые слезы стекали по обледенелым щекам, растапливая их. Я не мог поверить в то, что у меня получилось. Уже чуть ли не на четвереньках я достиг дороги, где, остановившись, вдохнул полной грудью ядовитый букет запахов. Чудесные выхлопные газы, едкие испарения асфальта, копоть жженой резины и тысячи других зловоний, принесенных сюда миллионами автомобилей. Так пах прогресс, общество, и этот запах был мне милей любого аромата на свете.

Машины неслись без остановки в бешеном потоке, раскидывая по сторонам грязный снег. Трасса была плохо освещена, а встречные огни ужасно слепили. Уверен, что разглядеть стоявшего у обочины полуголого парня, машущего руками, было не так просто. Но добровольно остановиться, чтобы подобрать такого индивида, было бы поступком отчаянного человека. Либо нереально доброго – что то же самое. Признаюсь, я бы сам не стал подсаживать к себе такого пассажира.

«Ну же, кто-нибудь, остановитесь! Вот же он – я! Живой, невредимый, мне просто нужно домой».

Пару раз я выбегал навстречу машинам, но, видя, что те не собираются сбавлять скорость, быстро отпрыгивал в сторону. Машины пулями улетали, унося за собой протяжный сигнал клаксона.

Прошло некоторое время, а я по-прежнему стоял на обочине. Махание руками и прыжки на месте не давали никакого эффекта, кроме согревательного. Душа уже разбила лоб в молитвах, чтобы меня заметили проезжающие мимо полицейские, «Скорая» – кто угодно. Я был готов даже на общество маньяка, лишь бы в его машине работала печка.