Монс Каллентофт - Смотри, я падаю [litres]

Вечная тень. Лучший из миров, и он же худший, и я не знаю, к какому из них я отношусь.

Ты это знаешь, Эмма. Ты догадывалась об этом уже тогда, а теперь ты это знаешь точно.

Я – тень.

Я ушел из полиции, потому что хотел работать в нормальное рабочее время, потому что ты стала старше. Это чистая правда. Но еще одно, такое же правдивое объяснение, потому что однажды я потерял над собой контроль. На самом деле. И невозвратно. Однажды, в такой же солнечный день, как сегодня, мы проводили задержание в квартире первого этажа в одном из самых дерьмовых из всех дерьмовых районов Стокгольма. Мы должны были арестовать пятнадцатилетнего подростка. Он выбросил из окна гранату, погиб восьмилетний ребенок, а этот виновник стоял в своей комнате, больше похожей на чулан, дома у своей матери-одиночки с тремя орущими малышами, и лыбился, глядя на меня. «Я бы и снова это сделал, – сказал он. – Он был говнюком. А я трахаю младшую сестру моего дружка. Она шлюха».

И тут я его ударил, Эмма. Он был еще моложе тебя. Я ему вмазал, стучал его головой об отопительную батарею, сломал ему руку, как зубочистку, я просто хотел заставить его замолчать. Коллегам пришлось отрывать меня от него силой. Он оглох на одно ухо, а на меня подали заявление, но прокурор предложил закрыть расследование, при условии, что я уволюсь. И я уволился.

Знаешь, кто оперировал ему руку? Кто ее выпрямил, сшил нервы, вернул чувствительность в кончиках пальцев, так что он опять может вырвать чеку гранаты? Твоя мама. Она его заштопала. А когда она узнала, как и от кого он получил свои травмы, то сначала рассердилась на меня, разочаровалась во мне, но потом, когда она поняла, что именно он сотворил, то замолчала. И в нашем с ней молчании есть понимание того, что мы делаем то, что мы делаем. Иногда плохой поступок может оказаться правильным, и наоборот.

Мой старый друг пошел на повышение в страховой компании If и помог мне получить там работу в качестве следователя по страховым делам. И сказал, чтобы я промолчал насчет заявления в полицию о нанесении побоев, потому что такой вопрос был в анкете на получение этой работы: «А на тебя когда-нибудь подавали заявления в полицию?»

«Об этом умолчим».

Через пару лет этот начальник в страховой компании If попросил меня об одной услуге. Я должен был убедить одного из его соседей по архипелагу не подавать обжалование разрешения на строительство, которое получил мой друг. Я проследил за соседом. Оказалось, что он изменял жене, я все это документировал, долго и тщательно, показал соседу фотографии, на которых они с любовницей занимались сексом в сарайчике у моря, где на потолке было полным-полно пауков-крестовиков.

«Он не обжаловал разрешение соседу?»

Нет, не обжаловал.

Я – тень, видишь, Эмма. Но я тебя не брошу.

И тут он видит Милену. Она идет со стороны города, держась под руку с пожилым седым господином в шортах пурпурного цвета. Она делает вид, что не видит Тима, а он вспоминает ее тело, совсем другое тепло, чем тут, на скамейке, вспоминает ее сыновей за столом, когда они грызли козлиные косточки, пьянели у него на глазах, а он притворялся, что он их папа, фантазировал об этом, когда в ту ночь уснул в объятиях Милены.

Она кладет мужчине руку на плечо, идет легкими шагами, несмотря на жару, как будто парит в воздухе.

Он терпит палящее солнце. Отправляет сообщение Симоне.

«Какой адвокат занимается наследством Петера Канта?»

Она отвечает через пять минут, и пока он читает, пот течет по лбу. Рана чешется, но не болит.

«Чтожтызаследак?»

Три смайлика в виде солнца.

Потом приходит имя.

«НероКаро».

«Спасибо».

«Ятолькорадавесточке».

«Всекласс, спасибо».

Вдруг тело напрягается. Застывает.

Он тянет руку к пояснице, но вспоминает, что пистолет остался в машине на парковке у редакции газеты Diario de Mallorcas.

К нему скользят два полицейских на велосипедах, в темно-синих шлемах и белых теннисках с желто-красными полосами на груди. Ему кажется, что они замедляют движение, он уже готов прыгать со скамейки, через велосипедную дорожку вниз на пляж, бежать по песку, в море, плыть все дальше, пока не останется сил, пока он не начнет тонуть, легкие наполняются водой вместо воздуха, он смотрит в глаза утонувших моряков и утопленных гангстеров, в глаза Эммы.

Но он остается сидеть, и полицейские жмут на педали, не обращая на него никакого внимания.

Он собирает на мобильнике фотографии Салгадо, Оррача и Кондезана. Отправляет Соледад.