Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

Впереди, за Лейкшор-драйв, мерцала зеленовато-синяя вода с сотнями шныряющих по ней лодок с пассажирами, борющимися за местечко под летним солнцем.

– Парк! Вон он!

Эмма пустилась бежать. Я потрусила за ней, мы преодолели последние несколько шагов по изогнутому мосту и оказались в парке.

На горизонте замаячили лодки, сети, веревочные лестницы, большие качели, мосты и огромные стальные горки. Вокруг этой части парка змеилась лента катка, дети визжали и кричали, карабкаясь на деревянные башни, соединенные веревочными мостиками. Цветные резиновые маты пружинили под ногами, как губка. Повсюду, куда ни кинь взгляд, высились небоскребы из сверкающего стекла.

– Ух ты! – воскликнула Эмма.

Она уже собралась куда-то умчаться, но я схватила ее за плечи.

– Эмма, ты должна оставаться там, где мне тебя видно, понятно? Здесь очень легко потеряться.

Она кивнула, мысленно уже находясь там, в этом рукотворном раю.

– А с горки мне можно съехать?

Я никогда еще не видела Эмму такой взбудораженной. Я кивнула и пошла вслед за ней к крохотному холму, опередив другого ребенка, чтобы съехать сразу за ней. Мы устроили гонку, и я бегала и карабкалась вместе с ней, пока на лбу не выступили бисеринки пота. Она выпрашивала разрешение снять свитер, но я отказала.

Повсюду скакали дети, родители судорожно пытались за ними уследить и придержать. У меня в сумке завибрировал телефон. Не сводя глаз с Эммы, я достала его и увидела отцовский номер. Папа никогда не звонил днем. А вдруг что-то случилось?

– Алло.

– Сара. Это ты, Сара?

Я шагнула вперед, чтобы успеть за Эммой.

– Конечно, я, пап. Все в порядке?

– Очень шумно. Ты где?

Так похоже на моего отца – позвонить по конкретному поводу, а потом увязнуть в каких-то мелочах. Ни на чем не может сосредоточиться.

– В общем, мне нужно тебе кое-что сообщить. О твоей матери.

Меня будто ударили под дых. Он много лет не произносил слов «твоя мать». Может, я каким-то образом вернула ее в нашу жизнь, выдумав историю о том, что якобы ее ищу? Всего на мгновение я отвернулась, чтобы переварить его слова. Максимум на три секунды, но когда повернулась обратно, осознав свою ошибку, то поняла, что потеряла Эмму из вида. Я выронила телефон, сердце чуть не остановилось. Позвать ее по имени? А если это меня выдаст? Я обвела парк взглядом, слева направо, справа налево, но нигде ее не увидела. Нет, нет, нет, нет! Я подобрала телефон.

– Пап, я тебе перезвоню.

Я завершила звонок и помчалась к подъемному мосту, к тому месту, где видела ее в последний раз. У меня началась истерика. Хотелось хохотать от нелепости ситуации и рыдать от страха. Такого просто не могло случиться. Неужели она убежала? Это так же ужасно, как если бы ее забрали силой. Мы столько времени провели вместе, неужели она хочет от меня сбежать?

Я наматывала круги по парку, выискивая стриженые волосы, розовый свитер, обтягивающие красные штаны и ботинки по щиколотку, которые ей слегка велики. Ее имя стояло у меня в горле, я боролась с отчаянным желанием прокричать его. Мне надо было держать рот на замке. Но я не могла сдержаться. Потерять ее – это слишком.

Я набрала в легкие воздуха и проглотила липкий страх, собравшийся в горле. Открыла рот и изо всех сил выкрикнула ее имя. Второе имя я все-таки не произнесла, это было бы совсем глупо, но некоторые родители посмотрели на меня и тоже начали поиски, помогая мне ее найти.

– Эмма! Эмма!

Мой голос дрожал от ужаса. А если я ее не найду? Если придется сообщить о ее исчезновении? Парк такой огромный. Кто угодно мог ее схватить и затеряться в толпе, не оставив следов. Здесь слишком много мест, где можно спрятаться. И что мне делать? Куда идти? Я призвала на помощь все высшие силы, о которых могла подумать, и взмолилась тому, кто меня слышит:

«Пожалуйста, верни ее! Я отвезу ее домой. Поступлю правильно. Но только прошу тебя, Господи, верни ее мне».

после

– Это же кое-что значит. Кое-что значит.

Ричард расхаживал по гостиной, откуда они несколько недель назад убрали мебель, чтобы прикалывать к стене всю собранную информацию. Он совершенно свихнулся, и чем дальше, тем больше распалялся, а Эми, наоборот, все больше свыкалась с тем, что дочь не вернется.

– Ничего это не значит, – вздохнула она.

Это значило лишь то, что им дали вздохнуть свободней, а полиция, прежде занявшая обвинительную позицию, наконец-то начала искать кого-то другого. Эми подолгу расспрашивали о записях с гипнотерапии. Почему она туда пошла? Что это значит? Хотелось ли ей убить своего ребенка? Ее интимные мысли, чувства и воспоминания о прежних жизнях сгорели дотла вместе с правдой. Эми пыталась направить полицию в сторону возможных подозреваемых, находящихся рядом, – школьных учителей, других родителей, даже на тетю Салли, потому что та считала Эми ужасной матерью. Но все зацепки привели в тупик.