Жереми Фель - Матери [litres]

– Значит, говоришь, он убежал? Но почему?

– Понятия не имею, он застал меня врасплох. Начал нести какую-то чушь, потом нагрянул полицейский и, пока я перед ним оправдывался, Томми и был таков.

– Ты сказал ему, как я переживаю?

– Да, мама. Но он и слушать ничего не захотел. Да, он просил сказать тебе, что собирается найти работу и квартиру и что непременно позвонит тебе, как только устроится.

– И ты поверил?

– Нет, не совсем.

– Даже не знаю, что ему вдруг взбрело в голову. Он прекрасно знает – несмотря ни на что, здесь его дом и он может вернуться, когда захочет…

– Мне очень жаль, но я действительно оплошал.

– Ты сделал все, что мог, Грэм. – Норма подсела к нему. – Ты же знаешь своего брата. Когда ему что-то взбредет в голову, его уже не остановить. По крайней мере, мы убедились, что он один не пропадет. Уверена, раз он тебя видел и понял, что о нем беспокоятся, то все хорошо взвесит. Просто ему требуется время.

– Может, и так.

– Словом, давай не будем думать об этом сегодня вечером. Да, кстати, тебе недавно звонила Эмбер. Она волнуется, куда ты пропал.

– Да? Ладно, знаешь, на самом деле мне не очень хочется говорить на эту тему…

– Надеюсь, ты ничего ей не рассказал? Про Хейли.

– Неужели ты только об этом и думаешь? – повысив голос, спросил Грэм. – Что ж, не волнуйся: нет, я ничего ей не рассказывал, так что можешь спать спокойно! Ей незачем знать, почему я отмалчиваюсь. Просто я никак не могу собраться с духом и признаться ей, что теперь уже вряд ли прилечу к ней и мы никогда не будем вместе, хотя на самом деле я только об этом и мечтаю!

– Как, в Нью-Йорк? Ты что, снова туда собирался?

– Я всегда об этом думал, мама! Только не знал, как тебе сказать! У нас с Эмбер было столько планов! Фотошкола – вот о чем я мечтал! А теперь все пошло прахом! И все из-за Томми! И из-за этой Хейли! – Грэм протер глаза, раздавил окурок в пепельнице и глубоко вздохнул. – Послушай, если честно, у меня больше нет желания говорить об этом. Мне нужно просто успокоиться. Я спущусь позже, хорошо?

– Как хочешь, – сказала Норма, вставая. – Если понадоблюсь, я буду внизу.

– Не беспокойся, – ответил Грэм, прежде чем она поцеловала его в щеку.

Норма тихо закрыла за собой дверь и направилась к Синди.

Дочка сидела на кровати и листала книжку «Русалочка» с картинками. Увидев мать, она попробовала улыбнуться, и на какое-то мгновение Норма узнала в этих потугах что-то от прежних улыбок, которыми она одаривала ее до трагедии. Растрогавшись и вместе с тем успокоившись, Норма подошла к дочке и, не сказав ни слова, обняла ее – пусть за нее говорят жесты, пока та листает книжку.

Выйдя от Синди и собираясь заняться ужином, Норма услышала, что в своей комнате Грэм разговаривает по телефону. Она сразу поняла – он позвонил Эмбер. Тусклым голосом, от которого у Нормы сжалось сердце, Грэм говорил, что очень сожалеет, поскольку долго не давал о себе знать ей, но в последнее время у него было дел невпроворот. Устыдившись, что подслушивает, Норма быстро спустилась в сад, вспомнив с тоской, как когда-то тайком звонила Натану и шепталась с ним по телефону, чтобы родители не слышали.

Натан тогда мечтал вернуться в Нью-Йорк и беспрестанно жаловался, что ему нестерпимо душно здесь, на Среднем Западе, который она ненавидела не меньше его…

Норма боролась с желанием подняться наверх и сказать Грэму, что он может полететь в Нью-Йорк и что она благословляет его. В глубине души она понимала: сейчас для него это, возможно, самое лучшее – пусть у него будет шанс, которого лишился его отец. Но сама мысль о том, что она останется в этом доме одна с Синди, показалась ей невыносимой. Старший сын сейчас был нужен ей как никогда прежде.

Папка Мэдди по-прежнему лежала на траве. Норма подняла ее, бросила в мусорный бак и подожгла.

Глядя на зарождающееся пламя, она стала молить Бога, в которого, впрочем, не верила, дать ей сил, чтобы преодолеть трудности, ожидавшие ее уже в самом ближайшем будущем. Вполне объяснимые и предсказуемые трудности, связанные с человеческой природой, и только с ней, а не с какой-то сверхъестественной сущностью.

Что же до таких трудностей, их определенно можно преодолеть.

На лице у нее не осталось и следа от всего, что она едва пережила неделей раньше.

Хейли закончила краситься под последний шлягер Азилии Бэнкс, зазвучавший из подвешенных к стене в ванной колонок «Бозе». На ней было серебристое платье, которое так плотно облегало фигуру, что казалось – оно стало единым целым с ее кожей, выгодно подчеркивая формы. А еще у нее по-новому блестели волосы – они были перекрашены в более светлый цвет, который дивно сочетался со свежим загаром.