Жереми Фель - Матери [litres]

Мэдди допила сок и с улыбкой посмотрела на Норму.

– Странно, но мне кажется, вы на нее чем-то похожи. На мою мать, я имею в виду, по крайней мере, на тот ее образ, который у меня сложился. Она была немного старше вас, когда Дэрил ее погубил. Впрочем, не волнуйтесь, это только внешнее сходство, ей нипочем не хватило бы духу пережить все, что выпало на вашу долю.

– Как ни удивительно, человек способен на многое, если его припереть к стенке. Я мало знаю о вашей матери – только то, о чем писали в газетах, но, думаю, она сделала что могла.

Явно смутившись, Мэдди на мгновение отвела взгляд в сторону полей, затем постучала пальцем по столу.

– Надеюсь, она не успела понять, что произошло, и так и не узнала, что во всем виноват Дэрил. Для нее это было бы хуже смерти. Я для нее ничего не значила, зато Дэрил был смыслом всей ее жизни – об этом я вспоминаю для того, чтоб вы поняли, насколько она была проницательна. Узнав о гибели родителей, я попробовала вспомнить последний разговор с матерью перед моим отъездом – за семь лет до трагедии, – но так и не вспомнила. Я не встречалась с ней с тех пор, как уехала из дома, и она никогда не видела мою дочку, да и не стремилась. Иногда мне хотелось позвонить ей, навестить их на праздники, но так и не сложилось. В сущности, у меня не было этой потребности. Теперь же, со временем, я понимаю, до чего это нелепо. Но единственное, чем я горжусь сегодня, так это тем, что мне удалось дать моей дочери то, чего не смогла дать мне моя мать.

Мэдди на минуту задумалась, потом продолжила:

– Подумать только, скоро мне стукнет столько же лет, сколько было моей бабке, когда она умерла. Понимаете, она уверяла, что обладает даром ясновидения. Я отлично помню, как однажды она предостерегала родителей – предупреждала, чтобы не покупали эти угодья, уверяя, что здесь таится нечто нехорошее. Тогда ей никто не поверил. Но сейчас я уже не была бы так категорична. В конце концов, возможно, она была права. Существуют же проклятые места. И этот дом, насколько я могу судить по его истории, одно из них.

Норма вздрогнула, вспомнив фигуру, которую, как ей показалось, она видела в комнате Томми.

– У вас же два сына, так?

– Да. Одному семнадцать, другому девятнадцать.

– Моей старшей дочери уже тридцать восемь, а сыну тридцать два. Дочь живет в Вашингтоне и работает в кафе, а сын играет на сцене в Лос-Анджелесе. Пожалуй, они принадлежат к здоровой ветви нашего родового древа.

Мэдди откашлялась и взглянула на часы.

– Ну вот, вынуждена откланяться, не хочу опоздать на самолет. Мне было приятно поговорить с вами. Надеюсь, моя история кое-что для вас прояснила. Мир огромный и очень интересный, так что не стоит замыкаться в этой глуши, уж вы поверьте.

Норма из вежливости кивнула и проводила гостью до ворот. И вдруг увидела, как на обочине дороги ворона пожирает труп лесной мыши.

Вернувшись в сад, она взяла папку, которую ей оставила Мэдди, и удобно расположилась в шезлонге под зонтом.

Папка была довольно пухлая, в ней лежали главным образом распечатки фотографий и газетных статей. Многие были посвящены семье Грир. Норма узнала, что первый дом, в котором жили Гриры, построил в 1910 году некто Рэндолф Джессоп, бывший банкир, прибывший из Массачусетса с намерением обосноваться в самом центре Америки и выращивать различные виды зерновых культур. Когда-то давно Норма знала некоего Патрика Джессопа – он был близким другом Харлана – и теперь подумала, что, возможно, тут есть какая-то связь.

Первая супруга Рэндолфа, Эмма, умерла летом 1928 года от рака поджелудочной железы. Затем он женился на местной девице по имени Дидра Уоллес, которая через два года бросила его и сбежала в Канаду с каким-то бутлегером. Дальше на сцене появляется Джонатан, сын Рэндолфа от первого брака, у которого в 1927 году случился сердечный приступ и который спустя десять лет пустил себе пулю в лоб, между тем как несколько десятков местных жителей, окружив амбар, где он затаился, уже были готовы сжечь его живьем.

Тридцатичетырехлетний Джонатан Джессоп был тогда главным подозреваемым в серии убийств детей, произошедших в этих местах в начале тридцатых годов. Норма остановилась на фотографии молодого человека. Вытянутое лицо, взъерошенные волосы, джинсовая спецовка – он сидел на капоте новенького сверкающего «Форда» перед фасадом дома; на снимке было отчетливо видно, что взгляд у него мрачный и хитрый, как у лисы, а лицо белое как мел.

Вскоре Джонатана Джессопа признали виновным в девяти убийствах: четыре тела были обнаружены в земле неподалеку от амбара. По словам очевидцев, перед тем как спустить курок, Джонатан прокричал толпе, что он помечен знаком дьявола.