Жереми Фель - Матери [litres]

Они еще два часа с лишним проболтали, погасив свет, и лишь мигающие синие отблески неоновых огней в баре напротив падали на их обнаженные тела.

Выбившись из сил за прошедший день, Томми мало-помалу уснул, положив голову на грудь Джулии и убаюканный ее сиплым голосом.

Впервые за десять лет, а то и больше, он проспал всю ночь, не увидев никаких кошмаров.

Ее не было дома всего-то дней десять, а пыль успела покрыть тонким слоем всю гостиную и подернуть мутью зеркала и оконные стекла, не говоря уж о странном стойком запахе, который она не смогла определить, хотя вспомнила, что так пахнет стоячая вода в пруду.

Норма распахнула настежь окна, чтобы проветрить гостиную. Несмотря на то что все следы крови были смыты, кое-что все же осталось – ядовитая аура, которую не мог перебить даже хлынувший со двора поток свежего воздуха. Хорошо, что ей хватило ума сразу проводить Синди в ее комнату, и теперь она отдыхала в своей собственной постели.

Возможно, придется сделать перестановку и заменить выцветшие желтые обои – обновить обстановку, чтобы дочке ничего не напоминало о пережитой драме, когда она будет заходить в гостиную.

Как такая маленькая и такая впечатлительная девочка сможет и дальше жить в доме, где ее изуродовали?

В их отсутствие кто-то оставил на крыльце букеты цветов, а также плюшевые игрушки и куклы, одна безобразнее другой. Синди, проходя, хотела взять какую-нибудь, но Норма ей категорически запретила. Ей не хотелось приносить в дом эти символы людской жалости.

Отныне придется запирать ворота на ключ, чтобы в дом не смог проникнуть ни один посторонний.

Норма не мешкая вышла во двор и принялась бросать в мусорный мешок все, что попадало под руку. Ничего этого Синди было не нужно: ей требовалась только мать, Грэм, Томми и возможность спокойно провести остаток детства в этом доме, который скоро будет очищен от всякой скверны.

Через два дня после госпитализации Синди Норма бесстрастно объяснила дочери, что с ней произошло и почему ей придется еще побыть в больнице. Психолог тоже немало времени провел у ее постели – и его предварительный диагноз оказался вполне утешительным. Когда Норма снова осталась наедине с дочерью, она заверила ее, что теперь ей нечего бояться, что мама всегда будет рядом и защитит ее, хотя при этом она прекрасно понимала, что худшее еще впереди.

Сначала придется привыкать к собственному отражению в зеркале, потом – к взглядам посторонних .

Отечность с ее лица немного спала. Правый глаз открывался уже лучше. А левый был наполовину закрыт, и в щелку между веками проглядывала только студенистая жидкость, которая все еще вызывала дрожь у Нормы. Как и предупреждал врач, у Синди наблюдался легкий паралич левой стороны лица. Массажист, с которым уже договорились, будет приезжать к ним домой и проводить курс реабилитации, начиная со следующего дня. Все шло по плану. Когда-нибудь ее шрамы зарубцуются. Сломанные молочные зубы выпадут, и на их месте вырастут коренные, а другие заменят протезами. В ближайшее время можно будет поставить и глазной протез. Норма провела поиск в Интернете, и результат ее не порадовал, хотя в случае с Синди врачам удалось спасти окуломоторные мышцы, так что она сможет двигать искусственным глазом не хуже, чем обычным.

Да, конечно, должно пройти время. И с этим также придется смириться.

И все же Норма не могла избавиться от навязчивого ощущения, что у дочери пострадало не только лицо, а нечто большее, – то, что не удастся полностью восстановить никогда.

Последние дни Норму с большей или меньшей настойчивостью пытались вызвать на разговор журналисты, докучая ей своими предложениями, которые она всякий раз отвергала.

Она боялась, что кому-нибудь из них удастся сфотографировать Синди без ее ведома.

Не желая еще больше расстраиваться, она не читала газет, не смотрела репортажи по местному телевидению или Интернету и даже перестала отвечать на эсэмэски, звонки и электронные письма – все эти горестные знаки внимания со стороны внешнего мира, очнувшегося лишь для того, чтобы полюбоваться, как больно Норме Хьюитт.

Герберт не раз приезжал проведать ее в больнице и сетовал, что расследование продвигается не так быстро, как ему бы хотелось. Он пробовал опросить Синди, но безуспешно: девочка так и не смогла вспомнить, как выглядел злодей, который на нее напал. А через три дня какие-то два негодяя изнасиловали местную жительницу, избив ее бейсбольными битами, а потом украли у нее все украшения. По мнению Герберта, это был самый верный след. Этот след, однако, уводил полицию все дальше от настоящего преступника, что вполне устраивало Норму.