Жереми Фель - Матери [litres]

Лишь спустя неделю после похорон Харлана она поняла, что решительно перевернула еще одну страницу своей жизни. В тот вечер она взялась приготовить сыновьям гамбургеры, пока они плескались в надувном бассейне за домом. Потом они втроем пообедали в саду на лужайке – там, на траве, лежал радиоприемник и играла музыка, такая заводная, что они пустились петь и танцевать в лучах клонившегося к закату солнца. Даже Томми, казалось, был счастлив. А она так хотела, чтобы больше ничего не менялось, чтобы все застыло, как на фотографии, которая запечатлела бы их такими навсегда!

Передав управление хозяйством мужа одной частной компании, Норма решила остаться в их общем доме и под этим предлогом перекрасила стены, а также сменила обстановку. Прежнюю спальню младшего сына, Томми, она заперла наглухо, а его самого переселила на третий этаж, прямо над своей комнатой, полагая, что по ночам ему там будет спокойнее.

Порой она и сама просыпалась среди ночи, чувствуя, что Харлан где-то совсем рядом, поскольку не сомневалась – этот изверг способен восстать из мертвых, чтобы ей отомстить.

Шло время, и ей в конце концов удалось избавиться от воспоминаний о том черном дне; она думала, что забыл его и Томми, благо в дальнейшем он никогда не говорил об отце, как будто напрочь вычеркнул его из памяти.

Неужели она была настолько слепа?..

И вот теперь, проведя бессонную ночь в терзаниях, Норма сидела у изголовья обезображенной дочки, в то время как та должна была блистать на сцене в своем роскошном платьице, которое медсестры выбросили на помойку.

Синди вошла в ее жизнь спустя три года после смерти Харлана. Норма всегда мечтала о дочке, которую была готова воспитывать в одиночку, по-своему – так, как ей бы хотелось, чтобы ее саму растила собственная мать, если бы та вдруг чудом стала вдовой.

Когда у Нормы появилось страстное желание завести еще одного ребенка, она подумала, а не записаться ли ей на прием к врачу, чтобы прибегнуть к искусственному оплодотворению в медицинском центре в Канзас-Сити. Но однажды утром, сидя в кафе, она обратила внимание на молодого человека, который поглядывал на нее краем глаза. У него были ослепительно-светлые волосы, тонкие черты лица, слегка загорелая кожа – словом, он был из тех парней, при виде которых все девицы штабелями падают в обморок. Заметив по его поведению, что он явно ее хочет, она вдруг покраснела, так как ей в голову неожиданно пришла мысль, достойная наивной девчонки. Однако отбрасывать ее Норме совсем не хотелось.

Юный незнакомец меж тем так и пялился на нее, улыбаясь простодушно, открыто, без ложной скромности.

Звали его Уильям Бишоп, работал он в мексиканском ресторане, и они регулярно встречались около двух месяцев на его квартире в центре города, когда Норма подыскала приходящую няню для своих сыновей. Не особенно распространяясь о себе, она заверила его, что пьет противозачаточные таблетки, и вскоре уговорила его больше не пользоваться презервативом.

Парень вполне годился на роль отца милой светловолосой девчушки с голубыми глазками. Он был хорошо сложен, достаточно опытен, и ему быстро удалось вернуть к жизни ее тело, стройное и горячее.

К тому же он постоянно ее смешил, чем-то напоминая Натана, и ей казалось, что она помолодела и перед ней снова открылись удивительные возможности.

О том, что беременна, Норма узнала одним январским утром. Она перестала встречаться с Уильямом, ни словом не обмолвившись о своей беременности. Она получила то, что хотела, и потом, их связь не могла привести ни к чему хорошему. Он был слишком молод, чтобы заниматься ребенком, а ей не хотелось к нему слишком привязываться, чтобы не страдать из-за очередной утраты. Пусть у нее останутся прекрасные воспоминания и жизнь, которая снова зародилась в ее чреве.

Норма еще никогда так не радовалась, как во время своей третьей беременности. Она с самого начала знала, что у нее будет девочка. И, когда врач это подтвердил, она восприняла новость как признак обновления.

В течение следующих месяцев она представляла, как они будут все делать вместе, не обращая внимания на пересуды соседей, которые непременно станут сплетничать по поводу ее округлившегося живота. Иным из них, понятно, очень бы хотелось, чтобы она носила траур по Харлану до конца своих дней, ну и, кроме того, им не терпелось узнать, кто отец будущего ребенка, а то они голову ломали над этим денно и нощно. Однако Норме не было до них дела: они перестали быть частью ее жизни. Отныне она сама намеревалась выбирать, кому в ней есть место, а кому нет.