Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

«Не хочу официальных мероприятий», – покачал я головой.

– Сколько ж можно… Позволь людям себя любить, Кракен. Город двадцать лет жил в страхе… – сказал Игнасио.

– …людям нужен праздник. Они должны вздохнуть свободно, понять, что все позади, что все закончилось. Сделай это ради жителей Витории, они должны отпраздновать твое спасение, – подытожил Тасио.

Я прибыл на праздник без малейшей охоты. Чувствовал себя неловко, пожимая руки стольким людям и не в силах при этом ответить на приветствие или просто перекинуться с кем-то словом. Дед уговорил меня отправиться в город чуть менее убедительным способом, нежели ружье. Со мной были Герман, Эсти и сам дед. Мы чувствовали себя не в своей тарелке, когда высшие должностные лица окружили нас своей формальной любезностью на площади Белой Богородицы и заставили шествовать вдоль Коррерии, одной из ремесленных улиц позади моего дома.

Я знал, что мы прибыли в пункт назначения – в квартал Соледад, куда несколько месяцев назад, в ту пору, когда в какой-то другой жизни я занимался бегом, частенько наведывался на рассвете, в надежде встретиться с… какое, впрочем, сейчас дело. Какое кому до этого дело.

На площади толпилось много народу. Соседи, ребята из нашей компании, пресса, незнакомцы и незнакомки, которые приветствовали меня так, словно знали всю жизнь. Я отвечал смущенной улыбкой. Галстук, купленный Германом, сдавливал мне шею, стрижки я стеснялся. Скорее всего, шрам все время был на виду.

– Взгляни, Унаи, – приказала Эсти. – Жители Витории хотят выразить тебе свое почтение.

Я повернулся и увидел, что фасад старого здания был раскрашен. Раньше он не бросался в глаза, я словно видел его впервые.

– Они назвали его «Город Кракена».

На стене в самом деле был нарисован огромный спрут-кракен, который охватывал своими щупальцами дольмен в Ведьминой Лачуге, деревушку Ла-Ойя, Соляную долину Аньяна, Средневековую стену, Старый собор, Дом веревки, террасу Белой Богородицы, памятник Путнику…

А еще там начертали несколько слов – последнюю строчку из песни «В объятиях грусти»:

Сердце у меня сжалось от печали и беспокойства: еще бы, столько людей ждали моей реакции. И в этот миг я ее увидел.

Я ее увидел.

Поодаль, в толпе.

Черная коса Альбы.

Она смотрела на меня таким знакомым напряженным взглядом, отвечая на вопросы, которые я задал глазами. Она приехала, сдержала слово.

«Как хорошо, что пули не убивают слова», – мысленно повторил я.

В тот день я решил, что пора снова начинать разговаривать.

В своей знаменитой стэнфордской речи Стив Джобс говорил, что иногда мы оглядываемся назад и ясно видим точки в прошлом, которые привели нас к настоящему.

Вот я и решила объединить точки, которые составляли мою жизнь на протяжении четырех десятилетий, и использовать для их осмысления то самое ценное, что у меня есть: воображение.

Исарра была деревней, куда мать отправилась работать учителем в начале семидесятых и где мы ходили в детский сад, расположенный в коттедже, с которым у меня связаны ранние воспоминания детства – лет, наверное, с четырех.

На улице Генерала Алава я работала окулистом, когда мне едва исполнился двадцать один год, и диплома о высшем образовании у меня еще не было.

Пятнистые лепешки из «Нароки», сладкое молоко из «Каса Кико» и пакетики с жареной крошкой из «Амариу» – часть кулинарного и сентиментального наследия, по которому до сих пор скучают тысячи виторианцев, принадлежащие к нескольким поколениям.

Огни Очате, загадочная часовня Сан-Висентехо, кельтское урочище Ла-Ойя – места, которые я посещала тысячу раз и собираюсь посещать в будущем – касаться древних камней, садиться куда-нибудь и представлять, как жили мои предки в Средневековье, в нулевой год, в первое тысячелетие до нашей эры: именно это упражнение и сделало меня писателем.

Вильяверде, где живет моя столетняя двоюродная бабушка, камень Сан-Тирсо, ночи с Персеидами на дороге Трех Крестов, крест в Горбеа, усеянный тысячами божьих коровок, мой дедушка Амансио… многое из того, что я видела и переживала на самом деле, вы обнаружите на страницах этой книги.

Несмотря на то что сюжет не имеет ничего общего с моей жизнью, эта книга в настоящий момент наиболее автобиографична. Разумеется, фамилии некоторых семей, названия компаний и средств массовой коммуникации изменены. Да и в целом все рассказанное на этих страницах – вымысел.