Валерий Бочков - Горгона

Я молча положила на стол паспорт. Он взял, начал листать. Дойдя до штампа прописки, он закрыл паспорт и официальным жестом протянул мне. Вопросительно наклонил голову.

— Мне нужно… — начала я и запнулась. — Мне…

— Не волнуйтесь.

— Да-да, хорошо… Я хочу заявить… упредить… нет, предупредить… хочу… — та фраза, главная вступительная фраза, которая этой ночью на даче, а после в электричке и в метро звучала логично и по-взрослому, которая должна была немедленно убедить стражей закона безотлагательно встать на мою защиту, — эта фраза беспомощно рассыпалась на невнятные глаголы и междометия.

— Заявление? — пришёл на помощь старшина. — Вы хотите заявление подать?

— Да! Заявление!

— Пишите и приносите.

— Как?

— Приходите завтра, приносите заявление…

Я растерялась, события развивались совсем не так, как я себе это воображала.

— Нет! Мне сейчас — это срочно! Поговорить с кем-то! Прямо сейчас!

— Вы сперва заявление…

— Хорошо-хорошо! У вас есть бумага? Лист бумаги есть?

Старшина послушно выдвинул ящик стола. Внутри были какие-то документы, коробка скрепок и прочий канцелярский хлам, сверху лежала затёртая книжка карманного формата с девицей распутного вида на обложке — малиновый рот, чулки сеткой, сапоги-ботфорты. Милиционер поспешно пихнул книгу вглубь. Но название я успела разглядеть. Называлась книга «Секс — её оружие».

— Только ручку не забудьте… — он протянул три листа писчей бумаги и шариковую ручку за тридцать копеек. — Вернуть. Хорошо?

Через дыру в ограде я пробралась на территорию хозблока зоопарка. Обошла вольеры, где кода-то обитали еноты. Енотов давно уже не было, но запах по-прежнему стоял крепкий. Моё тайное место располагалось на той стороне главного пруда, за старыми лебедиными будками под сломанной ивой. Я устроилась на стволе дерева и начала писать. Заявление заняло всего полторы страницы. Пару раз проткнула бумагу ручкой, но переписывать начисто не стала.

Около полудня я вернулась к прокуратуре. Но заходить не стала. Снова говорить со старшиной не было никакого смысла. Мне нужен взрослый следователь.

Я отошла к овощному. Начала прогуливаться взад и вперёд, разглядывая витрину. За немытым стеклом стояла пирамида трёхлитровых банок с томатным соком, вокруг банок лежали мумии крупных мух. Этикетки с некоторых банок отклеились и тоже лежали среди мух, жухлые, будто опавшие листья. Ещё в витрине отражалась та сторона Краснопресненской, здание метро и кусок скучного неба.

Хлопнула дверь, из прокуратуры вышла женщина. Худая и некрасивая, с пегим пучком, похожим на крепкий кулак. Я проводила её взглядом. Нет, эта точно не подойдёт. К тому же у неё поехал чулок, о чём она явно пока не подозревала.

Мне казалось, что прохожие косятся на бумагу с заявлением. Сперва я прятала лист за спиной. После сложила бумагу пополам и сунула в задний карман джинсов.

Следующим, минут через пять, из прокуратуры вышел толстый мужчина с отёчным лицом багрового оттенка. Он терзал узел галстука и вполголоса матерился. Толстого я тоже пропустила.

Минут сорок никто не появлялся, я уже начала жалеть, что не заговорила с женщиной. Но тут она вернулась, неся сетку, набитую продуктами. Сверху лежали недозрелые бананы, перья зелёного лука торчали как озёрная осока. Дверь захлопнулась и я снова осталась ни с чем.

Ровно в час из прокуратуры вышел мужчина. Серый костюм, белая рубашка — он энергично хлопнул дверью, на ходу нацепил чёрные очки в стальной оправе и сразу стал похож на сыщика из французского кино. Вот — то что нужно! К тому же под мышкой он сжимал туго набитую папку из кожи фальшивого крокодила.

— Извините! — я шагнула наперерез.

— За что? — он послушно остановился. — Вы уже в чём-то провинились?

Его готовность меня обескуражила. В солнечных очках я видела отражение своего лица — дважды. Он улыбнулся, от него пахло «Драккаром», терять мне было нечего.

— Вы прокурор? — спросила.

— Не совсем. Но почти. Следователь прокуратуры.

— Именно с вами мне и нужно поговорить…

Я сунула ему в руку заявление. Он развернул сложенный лист, расправил. Явно заметил дырки, проколотые ручкой. Конечно, нужно было всё переписать начисто — конечно.

— Пошли? — следователь кивнул в сторону радиальной станции. — У меня минут пятнадцать…

Он читал на ходу. Я шагала рядом, поглядывая на свои каракули. В одном месте следователь хмыкнул.

— Что?

— Ничего, — он рассмеялся. — Серёжа Лебядкин — наш подопечный.