Валерий Бочков - Горгона

Та ночь тянулась бесконечно. Иногда я слышала как бьётся моё сердце, кстати, оно билось не в грудной клетке и даже не в голове, а где-то в утробе старого буфета, который стоял в соседней комнате. Иногда из Подлипок долетал лилипутский чух пробегавшего поезда. Ночные существа — живые, мёртвые или вымышленные — шуршали под окном травой и листьями. Изредка в саду с тугим стуком падало зрелое яблоко. Я их считала, но сбилась на втором десятке. Под утро сама тишина обрела такой накал, что от этого звона не спасала даже подушка, которой я накрыла голову.

К воскресенью я добила скудный запас дачного провианта. Фаршированный перец с овощами по болгарскому рецепту, две банки сайры и пол пакета гречки мне удалось растянуть на трое суток. Неопознанную консервную банку без этикетки открывать я не решилась. По виду она сохранилась с войны.

До ближайшего сельпо всего полчаса быстрым шагом. Когда я вернулась с покупками, у соседнего участка стоял синий «жигуль» с длиннющей антенной, похожей на рыболовную удочку. Именно из-за этой удочки я и обратила внимание на машину. Внимание обратила, но значения не придала.

Открыла калитку. Уже подходила к дому, когда меня окликнули. Я оглянулась. Из беседки вышел мой старый дачный знакомый Алик Купер. В правой руке он держал мешок из грубой тряпки крестьянского вида, в похожих в нашем овощном хранят картошку. В мешке Купера было что-то круглое, размером с волейбольный мяч. Нижний угол промок и потемнел. Там что-то протекло.

— Что ты тут делаешь? — грубо спросила я.

Он наверняка знал, что сожжённый мотоцикл — моих рук дело. Уверена, он не забыл той летней истории. Думаю, он помнил, как я наблюдала за его избиением у Планетария. Сейчас Купер стоял в дверях беседки и улыбался. Выплыло солнце, моментально всё стало ярким и очень объёмным. Купер прищурился и приставил ко лбу ладошку, как козырёк. Лёгкий ветер качнул яблони и пятнистая тень зашевелилась у его ног, солнечные пятна поползли по светло-голубым джинсам. Прямоугольник входа за его спиной потемнел, стал фиолетовым, беседка теперь была налита густой чернотой.

— Что тебе нужно? — я старалась говорить спокойно и грубо, но всё равно получалось испуганно.

Купер приподнял мешок.

— Просили передать.

Он щурился на солнце и ухмылялся. Голос почти весёлый. Из мокрого угла мешка что-то капнуло в траву.

— Кто… Кто просил?

— Наш общий знакомый.

— Какой знакомый?

Купер засмеялся. Он разглядывал меня и смеялся.

— Ты знаешь. Не притворяйся. Ещё он просил напомнить про среду.

— Что про среду?

Голос сорвался, Куперу это явно доставило удовольствие.

— Ты что — трусишь? Боишься? — спросил он участливо. — Бояться-то уже поздно. Бояться надо было раньше. Кстати, напарник твой тоже обгадился — хотел когти рвать…

— Что с ним?

— Ничего… — беспечно ответил Купер, хмыкнул и добавил. — Ничего хорошего.

Он двинулся ко мне. Не спеша и не отрывая довольного взгляда от моего лица. Что оно выражало — страх, растерянность, беспомощность?

Купер остановился в метре от меня. Пахнуло чем-то приторным, похожим на запах фруктовой гнили.

— Среда. Не забудь. И никаких пряток.

Он кинул мешок к моим ногам. То, круглое, что было внутри, глухо стукнулось о землю.

Купер вышел, оставил калитку распахнутой настежь. На цыпочках я попятилась от мешка, остановилась, села в траву. Не отрываясь глядела на грубую ткань, на мокрое пятно. Над головой настырный дрозд высверливал одну и ту же мелодию их трёх нот.

В мешке была дыня. Чуть перезрелая «колхозница» с подгнившим боком. Мне понадобилось часа три чтобы собраться с духом, развязать мешок и заглянуть внутрь. За эти три часа я чуть не сошла с ума, под конец моё состояние напоминало агонию. Главный вывод, который я сделала из этой истории — ожидание беды гораздо мучительней самой беды.

В понедельник утром я вернулась в город. Прямо с вокзала, не заходя домой, направилась в прокуратуру. Квадратную вывеску — серую с железными буквами — я видела тысячу раз по дороге в школу и обратно. Всякий раз, когда проходила по Краснопресненской улице. Здание, серое и узкое, было зажато между какой-то жил-спец-строй-монтаж конторой и овощным магазином.

В тесном тамбуре, за дешёвым школьным столом сидел молодой милиционер. Старшина. Перед ним стоял телефонный аппарат цвета слоновой кости. Милиционер на вид был не старше меня.

— Вы к кому? — он пытался говорить низким баритоном. — Документы?