Дэвид Балдаччи - Минута до полуночи

Они вошли в кафе, где полная женщина у дверей предложила им проходить, и выбрали столик в дальнем углу, где им никто не помешал бы. Впрочем, это не имело значения. В такой ранний час посетителей было совсем мало.

Агенты заказали кофе и завтрак, и худая официантка лет шестидесяти в потертой, покрытой пятнами униформе, знававшей лучшие времена, быстро им все принесла. На ее лице были заметны следы тяжелой жизни, давно утомившей немолодую женщину. Однако она приветствовала их с открытой улыбкой.

И не стала ничего говорить относительно синяка на лбу Пайн или о том, что та двигалась с заметной неловкостью. «Быть может, ей постоянно приходится видеть людей, которые недавно дрались», – подумала Пайн.

Они пили кофе, а Ларедо посматривал на Пайн.

– Как голова? – спросил он.

– В чем причина твоего появления здесь? – сразу взяла быка за рога Пайн.

– Это моя работа. – Ларедо пожал плечами.

– Чушь собачья. Хочешь сказать, что остался единственным агентом в ОПА-четыре?

– Просто пришла моя очередь.

– И снова чушь собачья. – Она наклонилась вперед. – И почему я думаю, что, как только в просьбе о помощи всплыло мое имя, ты сразу вызвался добровольцем?

– Не льсти себе, Пайн.

– Тогда докажи мне, что я ошибаюсь, Ларедо.

Он повертел в руках бумажную салфетку, потом разорвал ее на аккуратные треугольники. Пайн не сводила с него глаз.

– Ты так и не избавился от своих маленьких ритуалов?

– У каждого из нас имеются свои ритуалы. Не исключено, что ты сейчас проводишь один из них.

– Я не возвращалась сюда с тех пор, как была ребенком.

– Физически, может быть, и не возвращалась.

– О, так ты стал психиатром? А я еще даже не улеглась на кушетку. Ладно, брось. Ты ведь можешь много лучше, верно, Эдди?

Наступило долгое, неловкое молчание.

– Может быть, ты права. Может быть, я приехал сюда, потому что узнал, что ты участвуешь в расследовании дела, – сказал Ларедо наконец.

– Но почему это имеет для тебя значение? Мы давно все сказали друг другу и попрощались.

Он перестал возиться с салфеткой.

– Ты все сказала. А у меня даже шанса не было.

Пайн указала на его безымянный палец.

– Что произошло?

Он потер пустое место большим пальцем.

– Дениз развелась со мной и забрала мальчиков. Много лет назад.

– На то была определенная причина?

– Давай посмотрим. Меня никогда не было дома, потому что я работал в самые поздние часы. Половину времени я не мог рассказать, где нахожусь или чем занят. А когда я находился под прикрытием и какой-то подонок из картеля угрожал моей семье, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения моей жены.

– Ты тогда работал в округе Колумбия?

– Нет. До того как мы расстались, мне удалось хитростью перевестись в Нью-Йорк. Обратно в родной город. Я думал, это будет хорошо для всех. Новое начало.

– И?

– И Дениз нашла работу с неполной занятостью на Уолл-стрит, потом влюбилась в менеджера хедж-фонда, который зарабатывал больше денег в день, чем я смогу за всю жизнь. Сейчас они живут в Лондоне. А еще у них есть дом на юге Франции, и они летают туда на частном самолете. Она ведет чудесную жизнь, после того как рассталась с мужем из ФБР.

– Я никогда не была с ней близко знакома, но она не производила впечатления неглубокого человека.

Ларедо свернул все кусочки салфетки и положил их рядом с солонкой.

– Она действительно не такая. Дениз осталась бы со мной, если бы я лишился всех денег, если бы имел обычную работу, на которой не рисковал бы жизнью. Самое опасное, что делает ее муж – играет в гольф. Гораздо меньше беспокойства.

– А дети?

– Я вижу их раза два в год, когда они приезжают. У меня появляется возможность показать моим детям другую сторону жизни в маленькой квартирке в Вирджинии. – На худом лице Ларедо появилось напряжение. – Факт в том, что теперь они видят в нем отца в большей степени, чем во мне. Такова дьявольская природа. Я превратился в странного дядюшку, который периодически возникает во время встреч, так напрягающих всех, что они не могут дождаться момента, когда те закончатся. Всех, кроме меня, – тихо добавил он.

Пайн опустила взгляд, и одновременно исчезла вся ее агрессия.

– Мне очень жаль, Эдди, – сказала она. – Наверное, с таким трудно справиться.

Ларедо пожал плечами.

– Что посеешь, то и пожнешь, ты же сама понимаешь, – проговорил он.

– Вот так просто?

– Если хочешь, я могу поплакать в пиво, которое намерен заказать за ужином сегодня вечером. Но я бы предпочел выбрать образ стоика. Именно такой путь предлагается в руководстве Бюро.