Дэвид Балдаччи - Минута до полуночи

– Я агент ФБР. Кэрол моя помощница.

Таннер в изумлении на них уставился.

– Федералы? Послушайте, относительно налогов…

– Я не имею отношения к Налоговой службе, и меня не интересует ваша философия относительно выплаты налогов. Или невыплаты.

– Ну ладно, – пробормотал он, однако сомнения так и остались у него на лице. – И зачем вы приехали сюда на самом деле? Не думаю, что это официальный тур по местам Гражданской войны, – добавил он со слабой улыбкой.

Прежде, чем ответить на вопрос, Пайн посмотрела на Блюм, потом вновь перевела взгляд на Сайруса.

– Мою сестру похитили из этого дома почти тридцать лет назад. Преступника так и не нашли. Сестру тоже. И вот я здесь, чтобы узнать правду.

Сигарета едва не выпала изо рта Сайруса.

– Срань господня, значит, вы говорите правду? – пробормотал он.

– Полную правду, – ответила Пайн.

Он посмотрел на дом.

– Я ничего об этом не знал, когда здесь поселился.

– Вы и не должны были знать.

– Вы сказали, что ублюдка так и не удалось поймать?

– И найти мою сестру.

– Значит… вы здесь, чтобы отыскать улики и все такое? Но прошло столько времени.

– Я здесь не для судебной экспертизы, если вы это имели в виду. Просто я хочу осмыслить то, что здесь произошло. И я подумала, что приезд сюда будет разумным первым шагом.

Сайрус положил дробовик на крыльцо.

– И вы хотите осмотреть дом?

– Это было бы замечательно. Вы уверены, что хотите оставить здесь дробовик?

– Проклятье, он даже не заряжен. Я его держу для вида. Ну, вы понимаете, отпугнуть кого-то, если потребуется.

– Здесь бывает много чужаков?

– В основном, молодежь, которая ищет место для выпивки и секса. Я ничего не имею против, но только не в моем доме.

Он провел их в гостиную. Оборванные обои свисали со стен длинными полосами, но в комнате имелось два больших предмета: желто-зеленое кожаное кресло и приставной столик с массивным старым телевизором; на грязном ковре виднелись следы мочи.

– У Роско проблемы с почками, – смущенно проговорил Таннер, когда его взгляд упал на пятна.

– А как здесь принимает телевизор? – спросила Блюм.

– Паршиво. Но я с ним сражаюсь. Иногда удается кое-что посмотреть. Главным образом, спорт. – Сайрус усмехнулся. – А, если передают новости, я просто выключаю звук. Они наводят ужасную тоску.

Пайн воспользовалась моментом, чтобы осмотреть комнату. Ей было трудно представить, что когда-то она здесь жила. Все здесь казалось ей совершенно чужим.

– А где вы с сестрой спали? – спросила Блюм.

Пайн указала в сторону лестницы.

– Наверху.

Таннер повел их к старым поцарапанным ступенькам из клееной фанеры, даже не покрытых ковром.

Теперь с каждым шагом Пайн все больше приближалась к той ужасной ночи 1989 года. Лестничная площадка перед дверью спальни приняла ее разум и душу и чуть ли не тело, возвращая их в то время. Она мгновение смотрела на закрытую дверь, словно та действительно могла оказаться порталом в другую вселенную, где она найдет ответы на все вопросы.

Только не ставить планку слишком низко.

– Вы можете войти, мадам, – предложил Таннер. – Там ничего нет. Я сплю на раскладном кресле внизу. Тут нет кровати.

Пайн вцепилась в дверную ручку так, словно только это и привязывало ее к земле, повернула ее и открыла дверь. Как только она вошла, комната и она сама переместились в конец восьмидесятых, к самому худшему моменту ее жизни.

Она мысленно увидела кровать, прикроватную тумбочку, дешевый светильник, комод, на нем они с Мерси держали кукол. И квадратный коврик с нарисованным маленьким пони из мультика. Крошечный шкафчик, где висела их немногочисленная одежда. Синий мячик, Пайн любила его пинать и бросать, и платье маленькой балерины, которое Мерси обожала – балерина и более женственная из них двоих. Она носила платье, не снимая, и оно становилось невероятно грязным – белое превращалось в коричневое, и матери приходилось забирать его посреди ночи и стирать в раковине, потому что другого способа не было.

И, наконец, единственное окно в комнате. Через него Тор или кто-то, похожий на него, забрался внутрь и зажал руками в перчатках маленьким девочкам рты. А потом зазвучала считалка, сопровождавшаяся постукиванием по лбу каждой. Выбор пал на Мерси, кулак опустился на голову Пайн, проломил ей череп, и она осталась лежать – возможно, похититель решил, что она мертва. Утром к ним с трудом поднялась мать, покачиваясь от похмелья и травки. И тут только она узнала, что одна ее дочь исчезла, а другая находится на пороге смерти.