Максин Чан - Восьмая личность

«Раннер! — кричу я. — Онир!»

Ничего.

Я бреду в ванную и плюхаюсь на унитаз. И специально бьюсь затылком о стену. Начав писать, я соображаю, что не подняла крышку. Но на то, чтобы встать, у меня нет сил, поэтому я продолжаю сидеть, и по моим ногам течет теплая моча.

Когда я встаю, я понимаю, что все еще пьяна — меня качает, когда я наклоняюсь, чтобы вытереть сиденье.

«Взгляни на себя, — презрительно хмыкают Паскуды, — стыд и срам».

«Пошли вы», — отбиваюсь я.

Я подхожу к раковине, включаю горячую воду. Пар быстро затуманивает зеркало на стене. Я за три движения, как автомобильные «дворники», ладонью стираю его. Вжик-бум. Вжик-бум. Вжик-бум. Мое тело неожиданно дергается. Из зеркала на меня смотрит избитая девушка. На левой щеке у нее порез.

«Это я? Эти все синяки мои?»

Я быстро осматриваю тело на предмет других повреждений — на плече я вижу ссадину.

«Что случилось?» — в отчаянии снова спрашиваю я.

Молчание.

Паскуды посмеиваются.

«Рассказывайте», — молю я.

«А ты попробуй, заставь нас», — хмыкают они и отворачивают самодовольные и жестокие физиономии.

Я ищу остальных, но их нет. Пропали. В Гнезде пусто.

«Простите меня! — кричу я. — Где все?»

Наверное, я совершила нечто ужасное, если вся Стая исчезла, а может, они просто испугались, может, тирания Паскуд заставила их куда-то забиться.

«Все в порядке, — наконец шепчет Раннер, — все целы. Не беспокойся».

Я с облегчением чувствую, как сердцебиение замедляется.

…и вот я в ванне. Тик-так. Кожа болит, как от тысячи мелких порезов бумагой. Пальцы сжимают эмалированный край ванны. Жмурясь от боли, я жду приговора Паскуд, их милостивого и садистского разрешения погрузить голову под воду.

«Кто у нас тут грязный? — издеваются они. — Давай-ка, очисть себя».

Я опускаю голову под воду, и масло чайного дерева обжигает раны у меня на лице.

«Я, я грязная, — говорю я. — Я, я, я, я, я».

Тик-так.

Тик-так.

Стук в дверь неожиданно будит меня.

— Ты как там? — кричит Анна.

Я оглядываюсь. Ванная. Зеркало. Персиковые полотенца. Шипучие бомбочки.

— В порядке, — с трудом выговариваю я. — Сейчас выйду.

— Я собираюсь к Рею. Суп в духовке. Куриный, твой любимый.

— Спасибо, — говорю я.

Я дрожу, вода уже остыла.

«Подъем, подъем», — хохочут Паскуды.

Мне удается одеться, я добредаю до кухни — телефон показывает семнадцать минут первого, — насыпаю себе миску шоколадных шариков, заливаю их «Золотым молоком» и пальцем снимаю сливки из-под крышки. Шарики плавают, как затерянные в океане. Я ложкой отодвигаю их и пью молоко прямо из миски. Мой рот горит.

Все мои движения — как на замедленной съемке. Мои сознание и тело фильтруют запахи, вкусы и звуки, как будто не могут впустить их в жизнь. Мне хочется заблокировать весь день и все, что связано с прошлой ночью.

«Ну, пожалуйста», — думаю я и произношу слова вслух, зная, что их никто не услышит:

— Пожалуйста, пусть все это исчезнет.

Гул открытого холодильника выдирает меня из паники. Мигающая красная лампочка и частый писк сообщают мне, что дверца нараспашку. Я закрываю ее, и мое влагалище пронзает острая боль. Я сгибаюсь пополам, ухватившись за кухонный прилавок. Тело мгновенно просыпается.

Я сую руку в чистые трусики, прикасаюсь к тому месту, где болит, затем вытаскиваю руку и нюхаю пальцы. Это не то, что я думала, — мое тело не разлагается, как дохлое животное, как тухлое мясо, оставленное на лугу. Никакого дурного запаха нет, думаю я. Я все та же Алекса, я все еще…

Алекса.

Алекса Ву. Родилась в мае девяносто четвертого года. Фотограф. Лучшая подруга Эллы. Строитель Гнезда для Стаи.

Звонит телефон.

— Алло?

— Это я, Элла. Ты как?

— Ты сегодня уже звонила? — спрашиваю я.

— Нет, а что?

— Кто-то звонил, — отвечаю я, слыша на том конце уже въевшийся брейк-бит.

— Не я, — говорит она. — Черт побери, Грейс, да выключи ты эту музыку! Извини. Ты в порядке?

— Нет, — отвечаю я, глядя на запястья. — Что-то произошло. Что-то ужасное.

Музыка смолкает.

— Знаю. Я очень беспокоилась за тебя, но ты настояла на том, чтобы пойти домой одной после того, как я заставила тебя помыться.

— Мое лицо, — говорю я, игнорируя слова Эллы, — все в синяках.

— Ты просто исчезла. Мы с Шоном везде тебя искали. А потом я нашла тебя в гардеробной у девочек, ты была без сознания. Не помнишь?

— Нет.

— Господи, Алекса, просто не верится, что ты ничего не помнишь. У вас с Шоном что-то произошло, и ты плеснула ему в лицо свою выпивку. Потом ты стала глушить текилу…