Максин Чан - Восьмая личность

Она закрывает глаза, ее рука остается вытянутой. По щеке катится одинокая слеза.

Она дует на свою руку, и я решаю, что это действие спонтанно, но потом задаюсь вопросом, а не галлюцинация ли это. Или она просто освобождает свои чувства? С воздухом изгоняет из себя ужасные события вечера понедельника?

Я жду, и мое сердце вдруг начинает вибрировать, как перфоратор.

«Дыши, Дэниел, — говорю я себе. — Дыши».

Долгое молчание.

Она открывает свои зеленые, как нефрит, глаза. Взгляд их утомленный и нежный.

— Почему ты не сказала мне, что Анна, и Элла, и Грейс тоже часть Стаи?

Она часто моргает.

— Мне нужно было чувствовать, что я хоть как-то контролирую тех, кого я приводила сюда и кого держала взаперти.

— Алекса, я сомневаюсь, что все было именно так, — с вызовом говорю я. — Тебе нужно было контролировать Эллу. Ты изгнала ее, как Фло, ту личность, что убила морскую свинку, помнишь, когда тебе было шестнадцать.

Она, уязвленная, отводит взгляд.

— Вы правы. Все было как с Фло, — признается она. — Я изгнала обеих, потому что я презирала их, и мне претило их поведение. Фло была жестокой, а Элла слабой. Мне было стыдно за жадность Эллы. Да, я знаю, что жадность порождается лишениями, и все же. Она была помешана на сексе и эмоционально зависимой, но сильнее всего я ненавидела ее нечестность. Я изгнала ее из Тела, а вошла она в него, когда я находилась в полном отрицании или в отключке. Мои другие личности не рискнули бросить ей вызов или рассказать мне о ней, как и в прошлый раз, когда они не выдали Фло. Думаю, они решили, что я и их выгоню.

— Не понимаю, — говорю я. — Разве не ты заставила меня поверить в то, что Элла — твоя лучшая подруга?

— Она и есть моя лучшая подруга. Была. Но по мере того, как мы взрослели, многое менялось. Она начала использовать Тело для манипуляций. Мне это не понравилось. Это пугало меня.

— Ты хочешь сказать, что не принимала в себе эти качества?

Она колеблется.

— Да.

— Знаешь, одна из моих задач — способствовать возвращению твоих изгнанных частей. В том числе Фло и Эллы.

Она пристально смотрит на меня.

— А в чем моя задача?

— Пережить это.

Она прижимает руку к груди — думаю, чтобы унять бешеное биение сердца.

— Как насчет Анны? — говорю я.

Она пожимает плечами:

— Пока я ходила на терапию, она не спешила вылезать. И это меня тоже радовало. Часть меня хотела забыть о том, что было между отцом и мной, и я опасалась, что если я приведу сюда Анну, вы сразу поймете, какова была степень надругательства и почему Анна появилась. Это беспокоило меня.

Она убирает руку с груди и кладет ее на колено.

— Часть тебя не доверяла мне, — говорю я. — Если бы ты мне доверяла, ты, вероятно, поняла бы, что я желаю тебе — и Стае — только лучшего.

— Некоторые из нас считали, что вы примажетесь к моему плану, — говорит она, — или будете отговаривать от того, чтобы я собирала улики против Навида. Этого я допустить не могла. Я должна была сделать все, чтобы он больше не причинил вред другим девочкам.

— Понимаю, — говорю я. — После стольких лет надругательств твоя жажда мести может показаться оправданной. Я не умаляю твое желание наказать Навида за его гнусные преступления, но едва ли ты ввязалась бы в эту историю с «Электрой», если бы не пострадала от своего отца.

Она отпивает воды.

— Я просто не могла принять ту, кем я была на самом деле, не могла принять то, что Анна, Элла или я делали — сейчас или раньше — с моим отцом, или с Навидом, или в клубе…

Она замолкает, не договорив. Это трудно вынести.

— Ты Алекса, — наконец говорю я, — орнитолог при своей Стае. Ты та, кто приложила все силы, чтобы питать части самого себя при жутчайших обстоятельствах. Та, кто, чтобы выжить, создала семейство личностей. Твое прошлое не должно влиять на то, кто ты есть, Алекса, однако оно может показать тебе, кем ты бы стала, если бы пожелала. Со временем.

Мы смотрим друг на друга.

— Ты все еще считаешь себя безумной? — спрашиваю я.

Ее губы медленно растягиваются в улыбке, и она становится похожей на девочку, пережившую Прыжок.

— Я бы сказала, что я та, кто многое пережила и кто страшно тоскует по маме, — говорит она. — Что я сильная, со стержнем внутри. Что я тот самый человек, которого мне не хватало, когда я была младше.

Я не слышала, как позади меня остановилась полицейская машина. И как из нее кто-то вылез.

Появился какой-то мужчина, заговорил со мной, и все, что он говорил, почему-то имело смысл. Его голос был ласковым и уверенным. И он соперничал с голосами в моей голове, в частности с голосом Паскуд — «Прыгай, ты, чертова плакса».