Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

Не успела Анна отреагировать на то, что Агнес начала называть Элисабет Видье “тетей”, как появился Клейн с большим деревянным ящиком.

— Оранжевый ренет, — сказал он. — У нас много.

— Спасибо. — Анна подвинулась и пропустила их на кухню. Клейн поставил ящик на стол, Агнес ушла к себе. Мило крутился рядом, как всегда загипнотизированный Клейном. Наконец Агнес позвала его.

Клейн беспокойно взглянул в сторону ее двери.

— Я бы хотел вам кое-что сказать. Если можно, на улице.

Анна вышла за Клейном к пикапу. В зябком вечернем воздухе чувствовался запах прелых листьев.

Только теперь Анна увидела, что “веспа” стоит на платформе, пристегнутая ремнями к кабине.

— Подождите, я помогу ее снять.

Клейн помотал головой, кивнул на ее халат и тапочки.

— Я сам. У вас одежда не та.

Клейн опустил заднюю стенку кузова и вытянул широкую доску, уперев ее в край платформы. Потом осторожно скатил “веспу” по импровизированному пандусу. С виду это было просто, но Анна услышала, как он закряхтел, и вспомнила, что Клейн гораздо старше, чем кажется.

— Ну вот. — Клейн поставил “веспу” возле дома, сдвинул кепку из той же зеленой ткани, что и дождевик, и вытер лоб. Агнес чем-то гремела на кухне. Похоже, готовила ужин.

— Так вот. — Клейн подошел ближе. Суровое лицо выглядело немного озабоченным. — Элисабет сказала: вы считаете, что человек, которого в понедельник нашли мертвым в “Glarea”, как-то связан с Симоном.

Анна медленно кивнула, ожидая продолжения. Клейн задержал дыхание, словно подыскивая нужные слова, и продолжил.

— Последние двадцать семь лет у Элисабет одно желание: возобновить дело Симона, она только этим и живет. — Клейн поправил кепку. — Не сомневаюсь, что Элисабет вам очень рада, и я вам благодарен. И все же…

Клейн замолчал и взглянул на открытую дверь.

— И все же должен предупредить вас, — тихо сказал он. — Некоторым совсем не хочется копаться в прошлом. И эти люди пойдут на все, лишь бы расследование не открыли снова.

— Сгоревший гараж? Студия Симона, спортивная машина Карла-Юхана. — Анна указала на сарай, где прятался остов автомобиля.

На лице Клейна появилось выражение человека, которого застали врасплох; на мгновение оно даже стало испуганным.

— Как… — начал было он, но взял себя в руки. Голос стал тверже. — Анна, я только хочу сказать: подумайте как следует, прежде чем действовать. — Клейн нагнулся, их лица теперь почти касались друг друга. — Элисабет Видье — самый важный для меня человек. Если ее это как-то ранит… если ее ранит что-то или кто-то.

Клейн не договорил. Он выпрямился, натянул кепку на лоб. Залез на водительское сиденье и резко тронул машину с места.

Агнес действительно занималась приготовлением ужина. Вместе они закончили с готовкой, а за столом поддерживали вежливую беседу. Разговор вскоре зашел о Симоне. Фреска и стоящая за ней история по-прежнему интересовали Агнес, и она задавала вопросы и насчет подробностей дела, и насчет его участников. Анна отвечала, как могла, стараясь не нарушить тайны следствия, но сейчас это было в принципе невозможно.

После еды Агнес сунула карту памяти из фотоаппарата в компьютер и показала снимки, которые сделала в удивительном подвале Матса.

— Это тоже рисунки Карла-Ю. — Она показала несколько небольших витрин. Лес, высокие серые стволы утопают в тумане, словно это наполовину деревья, наполовину призраки. В витрине Матс сложил каменную изгородь. Наверное, много времени потратил. Сидевшая на крупном камне гадюка с узорчатой шкуркой пожирала мышь — из пасти свисали только задние лапки и хвост. Картина, увиденная через объектив фотоаппарата, выглядела совершенной реальностью, чучело невозможно было отличить от настоящей змеи.

— Матс не говорил, что его коллекция нравилась Карлу-Юхану?

— Он сказал, что Карл-Юхан рисовал здесь, в Таборе, а Матс потом отвозил рисунки к себе. Его коллекция в подвале с середины восьмидесятых, но Карл-Юхан ее не видел. Матс говорит — он не любил мертвых животных. Жаль, что не все так думают. — Агнес коротко улыбнулась.

Анна припомнила историю Морелля о раненом олене, который забрел в Табор. Может, рассказать Агнес?

Дочь откинулась на спинку стула и бессознательным движением завела прядь волос за ухо. Этот жест так напомнил Анне Хокана, что сердце чуть не разорвалось.

— Я спросила Матса о Симоне, — продолжала Агнес. — Он сначала обрадовался, долго рассказывал о студии, о музыке. Симон играл на пяти инструментах, его все любили. Но когда речь зашла о несчастном случае, Матс загрустил и не захотел продолжать. Сказал, что вся радость из Энглаберги ушла вместе с Симоном, да так и не вернулась. Потом Матс закрылся у себя. Мне пришлось выбираться самой. Когда я уже заводила “веспу”, тетя Элисабет позвала меня на кухню, выпить кофе. Матс прав, в Энглаберге как-то мрачно, да?