Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Артуро добрался туда первым и нашел студию незапертой.

— Ребекка?

Никто не ответил. Артуро позвал еще раз. Безрезультатно. Он вошел и принялся осматривать помещение. Никого. Он отворил дверь в лабораторию. Привычный острый запах проявителя мешался с чем-то новым, незнакомым и почему-то пугающим. Чем-то очень человеческим. Артуро почувствовал, как волосы поднимаются дыбом.

Выходящий из лифта Гэри услышал его дикий крик.

Утром я наскоро сжевал бейгл и выехал в западном направлении по Восьмидесятой автостраде. Путь занял три четверти часа. Восьмидесятая автострада в Нью-Джерси ничем особым не радует. Стоит миновать Сэддл-Брук, и дома как будто испаряются. Ты едешь между двумя рядами деревьев, пейзаж оживляют лишь дорожные знаки.

Повернув в сторону городка под названием Гарденсвилл, я сбросил скорость и с замиранием сердца вгляделся в высокую траву на обочинах. Я никогда здесь не был — последние восемь лет избегал даже упоминания об этом пятачке земли, — но знал: именно тут, недалеко от шоссе, нашли когда-то тело Элизабет.

Проехав по маршруту, намеченному ночью, я отыскал офис коронера округа Сассекс. Здание оказалось мрачным кирпичным кубом без какой-либо вывески (хотя, с другой стороны, чего еще можно ожидать от морга?). Было около половины девятого, рабочий день пока не начался. Прекрасно.

Ярко-желтый «кадиллак-севилья» припарковался у надписи «Тимоти Харпер, медэксперт округа». Сперва из машины вылетел окурок — удивительно, сколько медэкспертов курит, — а потом вылез сам Тимоти Харпер, примерно моего роста (чуть ниже ста восьмидесяти), с оливковой кожей и курчавой седой шевелюрой. Увидев меня у дверей, он тут же принял скорбный вид. И верно, не за хорошими вестями приходят люди к моргу ранним утром.

— Чем могу быть полезен? — спросил, подходя, Харпер.

— Доктор Харпер?

— Совершенно верно.

— Я доктор Дэвид Бек. — Намек на то, что мы коллеги. — Разрешите отвлечь вас ненадолго?

Намек не сработал. Харпер молча вытащил ключ и отпер дверь.

— Пройдемте в кабинет.

Мы двинулись по коридору. Харпер нажал на выключатель, и флуоресцентные лампы осветили стены и потертый линолеум на полу до самого конца коридора. Как в обычном медицинском учреждении, а отнюдь не в доме скорби. Может, это и к лучшему. Шаги щелкали по коридору в такт жужжанию лампочек. Харпер перебирал на ходу пачку писем.

В кабинете тоже не оказалось ничего страшного. Обычный письменный стол, как у преподавателя начальной школы, два старых полированных стула. На одной из стен висело несколько дипломов. Смотрите-ка, Харпер, как и я, окончил Колумбийский университет, только двадцатью годами раньше. Никаких семейных фотографий, спортивных наград, ничего личного. Здешним посетителям не до приятных бесед и портретов смеющихся внучат.

Харпер сел и положил руки перед собой на стол.

— Слушаю вас, доктор Бек.

— Восемь лет назад, — начал я, — к вам привезли тело моей жены. Она оказалась очередной жертвой серийного маньяка по кличке Киллрой.

Я плохо читаю по лицам. Глаза для меня отнюдь не зеркало души, а жесты не выдают собеседника. Да только реакция Харпера насторожила бы любого: что могло заставить медицинского эксперта, патологоанатома с огромным стажем, так побледнеть?

— Я помню, — тихо ответил он.

— Вскрытие проводили вы?

— Да. Во всяком случае, частично.

— Как это понять — частично?

— ФБР подключило своих людей. Мы работали в связке, хотя у них не было медэкспертов, и руководил все-таки я.

— А при первом осмотре тела ничего не бросилось вам в глаза?

Харпер заерзал на стуле.

— Могу я спросить, для чего вам эти сведения?

— Я — безутешный супруг.

— Восемь лет прошло!

— Каждый страдает по-своему, доктор.

— Возможно, вы правы, но…

— Что «но»?

— Хотелось бы знать, что именно вас интересует.

Я решил сыграть в открытую.

— Вы фотографируете все попавшие к вам тела?

Харпер не смог скрыть замешательства и понял, что я это заметил.

— Да. Сейчас мы используем цифровые фотоаппараты. Удобно хранить данные в компьютере — и для диагностики, и для поиска.

Я равнодушно кивнул. Харпер явно пытался увести разговор в сторону. Видя, что он не собирается продолжать, я задал следующий вопрос:

— Вы сфотографировали и мою жену?

— Да, конечно. Сколько лет назад, вы говорите, это было?

— Восемь.

— Тогда у нас был «поляроид».

— И где теперь эти снимки, доктор?