Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

Весь остальной дом казался одновременно привычным и чужим. Чувствовалась то ли организованность Беннетта, то ли любопытство Элизы. Кто-то явно трогал вещи. Чем дальше я искала, тем больше удивлялась: зачем кому-то понадобилось шарить в моих шкафах и ящиках? Или мне это просто мерещилось, а на самом деле все так и лежало?

Иногда нечто подобное происходило со мной на работе: одна и та же рутина, одни и те же лица в кафетерии. По прошествии месяца все эти лица сменялись новыми, но сам момент перемены наступал для меня незаметно.

Я отогнала мысль об оставшихся таблетках по рецепту доктора Бриттон. Пока я в доме одна, лучше так глубоко не проваливаться. Мало ли. У Рика какое-то темное прошлое, не говоря уже о трупе.

С восходом солнца все стало приходить в норму. Полиция закончила обследовать место преступления, машины разъехались. И лишь желтая лента еще трепыхалась в дальнем конце участка.

В кухне пахло вчерашним ужином. Я взяла пакет с мусором и пошла его выбрасывать. Контейнер стоял у стены, не видной с участка Рика. Огибая дом, я первый раз за эти дни не чувствовала, будто за мной следят.

Наклонив контейнер, чтобы закинуть туда пакет, я услышала звяканье. Поднялась на цыпочки и заглянула — на дне валялись осколки от лампочки.

Беннетт? Он вчера вроде выбросил ее в кухне, еще в отдельный пакет засунул. Других лампочек у меня не было, разве что на чердаке.

По спине поползли мурашки. Приоткрытые окна, осколок, застрявший в ноге…

Я выбросила мусор и, поспешив в дом, пробежала по коридору к двери, похожей на дверцу шкафа. Слава богу, на этот раз хоть светло. Тесный и душный чердак. Косой свет из рифленого окна, причудливые узоры на дощатом полу.

В центре, под тем местом, где висел пустой патрон, в одной из щелей что-то блеснуло. Я присмотрелась — чуть подальше был еще кусочек стекла, тоже забившийся в щель между досками. За спиной, ближе к двери, незамеченное раньше пятнышко крови.

Я подняла глаза и попыталась представить, что здесь могло произойти. Выходит, прежде, чем Рик увидел меня в ту первую ночь, я поднималась сюда, разбила лампочку, наступила на стекло, потом подобрала и выкинула осколки.

Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Я рванула к лестнице. Для чего мне понадобилось ночью сюда подниматься? Неужели я открыла окно во сне?

По крайней мере, ясно, почему я оказалась во дворе: вышла выбросить осколки в контейнер. А после поняла, что заперла себя снаружи.

Ничего не помня, я придумывала более или менее правдоподобную историю по оставленным зацепкам. Ночь четверга казалась словно чем-то из другой жизни. Да и события пятницы я толком вспомнить не могла. Так же, как и двадцать лет назад: произошло нечто такое, что не укладывалось в голове; отрывки воспоминаний перепутались. Все осталось далеко позади, вместе с трупом на границе моего участка. Вместе с нагнавшим меня прошлым.

Сегодняшняя же реальность такова: Беннетт принес ужин на двоих, а потом внезапно ушел; Элиза так и не зашла по дороге на работу.

Все развивалось по тому же сценарию, что и десять лет назад.

Тогда по телевизору показали интервью десятилетней давности, после чего некоторые одноклассники и учителя стали активно со мной сближаться. Расспрашивали о событиях, ожидали от меня откровений, хотели быть частью истории, чтобы потом поделиться очередными слухами и новыми подробностями. Во мне видели трофей, который к тому же можно разобрать и изучить.

Но были и другие. Эти оскорбились, что их не посвятили в нечто важное. Кто-то отдалился сразу, кто-то постепенно… То же самое происходило и теперь. Внимание журналистов могло сделать мое и без того незавидное положение совершенно невыносимым.

Десять лет назад именно это внимание подтолкнуло маму к краю пропасти. В первые годы после происшествия она еще сохраняла какую-то видимость нормальной жизни. Хотя уже тогда не спала, вернее, не спала в обычное время. Проверяла меня каждый час, полчаса, каждые десять минут. Не спускала с меня глаз, все боялась, что со мной опять что-то случится.

Пережитая драма нас сблизила, она же нас потом и разобщила.

Мнительность матери сменилась полной апатией. Она оказалась не готовой к журналистской мясорубке. Ее распяли за ту же историю, за которую сперва заплатили; ее разбирали по косточкам в статьях, интервью и репортажах. И мать заглушала все это тем, что было под рукой.

Вокруг нее крутились только те, кому было что-то нужно. Появился бывший бойфренд Ник Валдин, который еще до происшествия периодически пропадал и, судя по их разговорам, мог быть моим отцом. Я всегда надеялась, что это неправда. Когда я подписала чек на выплату его долгов, он исчез безвозвратно. После возникали новые хахали и приятели — все без исключения отморозки.