Себастьян Фитцек: Аэрофобия 7А

Но Матс не хотел быть несправедливым. Другим участникам ведущий семинара наверняка помог своими фактами и статистическими данными. Матс просто оказался безнадежным слушателем.

Он несколько недель готовился к этому полету, прочитал все отчеты о крушениях и даже изучил конструкции бесчисленных самолетов, а теперь отказался от собственных намерений уже при посадке. Предложил незнакомым пассажирам одно из тщательно выбранных мест, потерял драгоценное время, и вот это произошло: на самом важном из всех мест — том, которое он выбрал для взлета, — сидел мертвец!

Сравнение исключительно подходило спящему, который оккупировал кресло 47F, развернувшись всем телом к окну. На нем была соломенная шляпа, напомнившая Матсу нелепую модель, которую жена купила ему в Испании на пляже во время их свадебного путешествия. Шляпа сползла, и лицо было невозможно разглядеть. Матс не замечал и никаких движений грудной клетки под серым шерстяным пледом, в который закутался мужчина.

Он или слишком устал, или обладал завидной способностью спать глубоким сном даже в самой беспокойной и шумной обстановке.

Матс еще раз посмотрел на распечатанный билет, убедился, что стоит в правильном ряду, и подумал, как ему сейчас поступить.

Может, это дурное предзнаменование, что он уступил свое место в бизнес-классе молодой матери?

Только что он чувствовал себя маленьким героем, когда она чрезмерно и со слезами на глазах трясла ему руку. «Загуглите Салину Пиль, — сказала она ему на прощание. — Piel-Pictures, я фотограф. Если вам когда-то понадобится портрет или семейное фото, или что-нибудь в этом роде, просто позвоните мне. Я ваша должница».

Ну что же, теперь его решение уже не казалось таким правильным. Что, если он бросил вызов судьбе, когда предложил матери с ребенком самое опасное место в самолете, и в качестве наказания кресло 47F было сейчас занято коматозным пассажиром, который не реагировал ни на обращения, ни на осторожные прикосновения, ни на грубое потряхивание за плечо.

И что теперь?

Оба места рядом со спящим были еще пустыми и, если повезет, такими и останутся. Только что прозвучало объявление «Посадка закончена».

Ничего не поделаешь , — вздохнул про себя Матс.

Он положил кейс на среднее кресло, а сам сел у прохода.

В принципе, он даже не был на сто процентов уверен в точности своих расчетов.

В скрупулезной подготовке к полету Матс раздобыл план салона самолета LANSA-508. Того самого «Локхид Электра», который 24 декабря 1971 года летел из Лимы в Пукальпу. Во время грозы машина развалилась в воздухе и после удара молнии упала в перуанский тропический лес. Все находившиеся на борту погибли.

Все, кроме Джулианы Кёпке. Рождественское чудо. Семнадцатилетнюю девушку выбросило из самолета. Еще пристегнутая к своему креслу, она упала вниз с высоты около трех тысяч двухсот метров. И единственная выжила в этой катастрофе, отделавшись лишь переломом ключицы, ушибом руки и отеком глаза.

Ее место? 19F!

Конечно, «локхид» был тогда самолетом совсем другого типа, намного меньше. Но в целом трубчатая форма и расположение кресел за эти десятилетия почти не изменились. Матс сопоставил стартовый вес, длину, ширину, высоту и объем обоих самолетов, и если не ошибся, то 47F примерно соответствовало месту Джулианы Кёпке.

Чье спасение наука до сих пор не может объяснить.

Но если она пережила на этом месте крушение на высоте более трех километров, то сидеть там, по крайней мере, не повредит, если несчастье случится в одной из самых опасных фаз полета: во время взлета.

— Боитесь летать? — услышал он хриплый голос рядом.

Матс повернулся налево к месту у прохода в среднем ряду и увидел приветливо улыбавшегося мужчину, который пришел вслед за ним и только что уселся в свое кресло. Он напомнил Матсу одного известного британского актера. Но так как у Матса была катастрофическая память на имена, он не сообразил, на кого именно походил этот мужчина с седой, аккуратно подстриженной бородой и обветренным загорелым лицом яхтсмена.

— Простите? — спросил он, и мужчина весело подмигнул. На шее у него висела надувная фиолетовая подушка, напоминавшая ортопедический воротник, который носят пациенты с хлыстовой травмой.

— Вы ведь говорите по-немецки?

Матс кивнул.

— Извините мою прямолинейность, но вы бы взглянули на себя в зеркало. Честно, вы очень похожи на типа из одного документального фильма. Правда, тот сидел не в самолете, а на электрическом стуле в Техасе. — Он смеялся и говорил с неповторимым берлинским акцентом, который напоминал Матсу о стольких чудесных вещах: о закусочной на Мерингдамм, куда он всегда приходил со своей невестой Катариной после ночных танцев. О громко ругающемся таксисте, который заблудился по дороге в ЗАГС. О том, как управляющая домом, где они снимали первое совместное жилье, расплакалась от радости, в первый раз увидев Неле в детской коляске. Правда, этот диалект напоминал ему и о пастыре церкви, который говорил с берлинским акцентом, лишь когда сердился. А он наверняка сердился в день похорон Катарины. На которые Матс не пришел.