Себастьян Фитцек: Аэрофобия 7А

Снаружи было двадцать восемь градусов, но нагеленные волосы стюарда выглядели так, словно он только что попал под моросящий дождь с сильным ветром. Лишь со второго взгляда можно было заметить, что эта прическа с эффектом растрепанности стоила ему продолжительного времени, проведенного перед зеркалом.

— Мне действительно очень жаль.

Стюард умудрился понимающе кивать и одновременно незаметно коситься на массивные наручные часы, в то время как мать ловко удерживала на бедре своего лепечущего ребенка.

— При онлайн-бронировании мне подтвердили место для пассажиров с детьми, — устало сказала женщина. Она повернулась спиной к Матсу, но по дрожащему голосу он догадывался, что она вот-вот расплачется.

— По-моему, старик передо мной заснул, — услышал Матс недовольный голос подростка. Теперь он блокировал проход, но интерес к эмоциональному конфликту на бортовой кухне был слишком велик, поэтому он сделал шаг в сторону, чтобы пропустить остальных пассажиров.

— Я очень хорошо вас понимаю. — Стюард попытался успокоить мать. Его прямая уверенная осанка говорила о большом опыте и профессиональной компетентности, но голос выдавал нетерпение. — Но я ничего не могу сделать. К сожалению, в Чили нас обеспечили не теми детскими люльками. Они не помещаются в крепления для перегородки перед вашим креслом.

— И я теперь должна тринадцать часов держать ребенка на коленях?

Она качнула бедрами, чтобы успокоить захныкавшего младенца.

— У Зуцы колики, — пояснила она. — Я боюсь, что она всю ночь будет кричать, если ее не уложить.

Еще один понимающий кивок, еще один взгляд на часы.

— Я бы очень хотел это исправить, но, к сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Возможно, я смогу. — Матс услышал свой собственный голос и тут же пожалел, что вмешался.

Две пары удивленных глаз уставились на него.

— Простите, что вы сказали? — спросила мать, обернувшись к Матсу.

Свет в бортовой кухне, которая, насколько Матс знал, официально называлась «камбуз», был ярким и неприветливым. Он подчеркивал каждый недостаток кожи и каждую морщину на лице молодой женщины. Ее глаза были красными, как и волосы, и она выглядела такой же уставшей, каким он себя чувствовал. Она нанесла на губы неяркую помаду, которая подходила к ее веснушкам, а украшения и одежда говорили о том, что, несмотря на беспомощного младенца на руках, она хотела, чтобы ее воспринимали не только как мать, но и как женщину.

— Вы можете занять мое место.

Первые — за долгое время — немецкие слова неуклюже сорвались с его губ, и едва он услышал себя, как пожалел, что они не застряли у него в горле.

— Ваше место? — переспросила мать.

Его наметанный глаз уловил минимальное сокращение ее круговой глазной мышцы. Какой бы уставшей ни была молодая женщина, ее мускулатура непроизвольно просигнализировала Матсу верный признак искренней радости.

— Я могу предложить вам место 7А, — подтвердил Матс.

— Это бизнес-класс, — удивленно произнес стюард. На серебряном бейдже на лацкане сверкала надпись «Валентино», и Матс не знал, фамилия это или имя белокурого красавчика.

Возможно, тот задавался сразу двумя вопросами: почему мужчина уступил совершенно незнакомой женщине свое удобное место на таком длинном рейсе и что он тогда делал в экономклассе?

— Боюсь, в бизнес-классе тоже нет люльки для вашей малышки, — вставил он.

— Но сиденья настолько широкие, что Зуца сможет удобно лежать рядом с вами, — перебил его Матс и указал на девочку. — Если верить рекламе, кресло можно превратить в кровать.

— И вы действительно хотите уступить мне это место? — недоверчиво спросила мать.

Нет, — подумал Матс и еще раз спросил себя, какой черт его дернул. Волнение усиливает страх. Простая формула. Он ведь твердо решил пройти к своему месту, наизусть выучить заламинированный листок с инструкцией по безопасности, проверить расстояние до аварийных выходов и, после всех демонстраций бортового персонала, начать свой аутотренинг. И вот отклонился от своего плана уже в первые минуты посадки.

Какая-то контрпродуктивная глупость!

И к тому же, как он мог взять на себя такую ответственность и уступить место 7А именно матери с ребенком?

Но с ним такое часто случалось. На работе со своими пациентами он был воплощением спокойствия и благоразумия. В частной жизни ему постоянно приходилось бороться с раздражением, которое появлялось из-за его эмоциональных колебаний.