Себастьян Фитцек - Аэрофобия 7А

— Ты меня слышишь, папа? — спросила она.

И он моргнул, как его научил доктор Ротх.

— Я тебе кое-что принесла, — сказала Неле и сделала ему подарок, который словно прожектором озарил темноту внутри его. Это был запах, который вытеснил все, что определяло его существование последние дни и часы: страх, душевную боль, мрак.

Матс по-прежнему находился в исчезающей дыре, но этот запах осветил ее казавшимися забытыми чувствами: надеждой, уверенностью, любовью.

— Это Виктория, — сказала Неле, и он жадно вдохнул младенческий запах маленького живого комочка, который, видимо, положили ему на грудь.

— Я люблю тебя, папа, — услышал он. — Спасибо, что ты меня спас.

Она плакала, как и он внутри; и Матс моргал, не зная, как дать ей понять, что он был идиотом; что он сделал все неправильно и не должен был покидать ее, но сейчас все хорошо, потому что она и малышка живы.

Это самое главное .

— У меня еще кое-что для тебя есть, — сказала Неле, продолжая плакать. На октаву грустнее.

И затем стало светло.

Словно кто-то отодвинул в сторону ментальную штору и щелкнул выключателем.

Матс чувствовал, как на глаза навернулись слезы, ослепленный светом, который он не только видел, но и ощущал.

Он моргнул, но не так, как раньше, когда пытался управлять веками с помощью мыслей, что никак не влияло на его способность видеть. Он моргнул по-настоящему. И он мог видеть!

Исчезающей дыры больше не существовало. И к нему вернулось его тело.

Матс, медленно привыкая к свету, огляделся.

Сонорные усыпляющие звуки уже подсказали ему, но сейчас он мог убедиться в этом собственными глазами: он снова находился на борту самолета. В скай-сьюте.

Он видел кремовые кожаные кресла, открытые жалюзи на иллюминаторах, дневной рейс в чудесную погоду над кучевыми облаками.

Матс снял соломенную шляпу и повертел ее в руках. При мысли, что это он был тем спящим мужчиной, которого в своем трансе видел на месте 47F, Матс улыбнулся.

Иногда сложно понять, как работает мозг.

Медленно он прошел по толстому ковру, провел рукой по дорогой древесине, которой были облицованы стены кабины.

Мимо ванной направился в спальню, дверь которой была приоткрыта. Через щель в коридор падал теплый мягкий свет.

Запах, катапультировавший его обратно на борт, усилился.

Матс открыл дверь.

— А вот и ты, — сказала самая красивая женщина в мире, которая лежала на кровати и улыбалась ему.

— Катарина? — робко спросил Матс, боясь, что она может снова исчезнуть.

Она кивнула и похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

— Иди сюда.

Он втянул ноздрями воздух. Ощутил запах духов своей жены, которые, видимо, принесла ему Неле, и лег рядом с ней.

— Мне очень жаль, — сказал он и заплакал.

Катарина взяла его за руку, прислонилась головой к его голове и улыбнулась.

— Я знаю, — ответила она.

Потом она подняла на него глаза, он наклонился к ней — осторожно, как при первом поцелуе в сумеречном баре в Штеглитце, — и они снова знали, что предназначены друг для друга. Свет стал ярче, и самолет, стены кабины, кровать и все вокруг растворилось, пока не остался лишь воздух и облака внизу, а потом и они исчезли, и осталось лишь то, что было по-настоящему важно.

Навсегда.

Позвольте мне сразу, пока я не получил злых писем, уточнить: я не имею ничего против веганов. Наоборот. Я восхищаюсь людьми, которые способны на то, что я пока выдерживаю лишь один день в неделю. Я бы тоже хотел полностью отказаться от продуктов животного происхождения, но мне просто не хватает силы воли. На самом деле я даже понимаю мотивы Франца — к сожалению, описания процессов в молочном производстве взяты не из воздуха. Но, конечно, я не принимаю методов, которыми он хочет изменить положение дел.

И, чтобы сразу снять второй вопрос, который мне часто задавали во время моих исследований и сбора информации: нет, я не страдаю аэрофобией. Аэротревожность — вот более подходящее понятие. Меня не бросает в пот при взлете, но я могу представить себе более разумное занятие, чем на высоте нескольких тысяч метров мчаться в трубе со скоростью десять тысяч километров в час, рассекая ледяные воздушные массы. Как и Матс Крюгер, я считаю, что человек просто не создан для этого. И после приземления мне часто хочется сесть на взлетно-посадочной полосе, как индусу, в позе лотоса и подождать свою душу, которая — в отличие от тела — не успела так быстро перенестись в другое место.