Себастьян Фитцек - Осколок

— Эдди?

— Ты совсем охренел — меня игнорировать, придурок?

— Послушай, тут рядом полицейские, я не могу сейчас говорить.

Эдди прорычал что-то неразборчивое, и музыка на заднем плане вдруг стала тише. Затем Валка снова вернулся к нему:

— Мне нужно доказательство, что ты выполнил работу.

— Ты найдешь его в моем багажнике.

— Тогда задание номер два: избавься от мусора.

— Не волнуйся. Я займусь этим, как только пройду контроль.

Дверь патрульной машины открылась, и из нее вышла светловолосая сотрудница полиции.

— А затем покинь мой город.

— Ты сейчас косишь под Джона Уэйна? — спросил Бенни.

— Я не шучу. Это задание номер три. Исчезни. Чтобы я больше никогда не видел тебя в Берлине.

Сотрудница полиции приближалась уверенным шагом.

— О’кей, дай мне два дня.

Бенни подумал о списке, в котором были вычеркнуты только два имени. Два из десяти.

— У тебя два часа.

— Этого недостаточно.

— Черт, мне кажется, у меня что-то с телефоном. — Эдди рассмеялся. — Я только что услышал от тебя, что это невозможно.

— Мне нужно чуть больше времени.

— Для чего? Чтобы собрать спортивную сумку?

— Я… — Бенни сглотнул. Ни в коем случае он не мог сказать Эдди правду. — Мне нужно попрощаться.

— С кем это? — Валка снова рассмеялся, на этот раз еще более злорадно. — Не играй со мной, парень. Я не могу допустить, чтобы люди думали, будто я размяк. Ты вывезешь груз из Берлина и больше никогда сюда не вернешься. Понятно?

Бенни убрал телефон в ту секунду, когда почувствовал парфюм сотрудницы полиции. Escape от Кельвина Кляйна.

Escape. Побег.

Такая ирония вызвала у него улыбку.

— Ноль промилле, — почти разочарованно сказала полицейская и вернула Бенни документы. — Вас не так давно выпустили, да?

Его улыбка исчезла.

— Тогда на этом все?

Она внимательно посмотрела на него. А потом сделала то, чего Бенни боялся больше всего. Она указала на багажник:

— Еще предупредительный треугольник и аптечку. И тогда все.

По прошествии времени всегда легко заметить ошибку. Но пока ты не попал в центр урагана, пока ты еще находишься на краю спирали сумасшествия, она будет неминуемо тебя засасывать. А когда вокруг тебя начинают рушиться декорации собственной жизни, ты теряешь контроль над ситуацией и принимаешь одно ошибочное решение за другим. Уже в ту секунду, когда сел в машину к Эмме, Марк догадывался, что совершает ошибку. И особенно когда последовал за Эммой в дешевый отель недалеко от аэропорта. Если бы он видел свою жизнь со стороны, как фильм, то наверняка мог бы дать печальному герою на экране разумные советы: «Вызови полицию. Поезжай к Константину в клинику. Обратись к кому-то нейтральному за помощью. Но ни в коем случае не ходи с этой женщиной! Тем более в этот клоповник в Тегеле».

Но в данный момент он сидел не в удобном кресле кинозала, а на краю продавленного гостиничного матраса, и его сознание работало не при нормальных обстоятельствах, которые обеспечили бы ему возможность рационального решения. За несколько часов Марк лишился всего, во что верил до этого момента: он потерял веру в реальность своих воспоминаний, в себя самого.

По дороге сюда Эмма молча сунула ему в руку листок бумаги, который выглядел так, словно его в порыве ярости вырвали из скоросшивателя — точнее, из папки с резюме, потому что при ближайшем рассмотрении в приглушенном свете потолочной люстры лист оказался первой из трех страниц автобиографии. Которая еще меньше соответствовала внешнему виду Эммы, чем его первое предположение, что она зарабатывает на жизнь попрошайничеством.

Эмма якобы родилась в Дрездене и еще до объединения Германии переехала с родителями во Францию, чтобы позже изучать в Сорбонне медицину, а затем немецкий, испанский и французский. В последнее время она работала синхронным переводчиком на специализированных конгрессах, в основном на конференциях фармакологической индустрии, где ей очень пригодилось ее пусть и неоконченное медицинское образование.

— Так что здесь такого важного, что вы обязательно хотели мне показать? — Марк снова попытался прервать ее молчание. С момента поездки она свела их разговоры до минимума. Эмма дала ему знак потерпеть еще немного.

Марк — который до сих пор наблюдал за тем, как она доставала спортивную сумку и вытаскивала из нее стопки старых газет, — медленно оглядел гостиничный номер.

Тот соответствовал лицу мужчины, который выдал им на ресепшен ключ: квадратный, неухоженный и мрачный. И затхлый перегретый воздух пах, наверное, так же, как у ночного портье под мышками. Вероятно, Эмма несколько дней не снимала с двери табличку «Не беспокоить». За это время она превратила комнату в нечто среднее между кладовкой и книжным антикварным магазинчиком.