Фруде Гранхус - Шторм

— Он вернулся, потому что вам нужен был уход, и он больше не мог с вами жить?

В ответ ее бледное лицо погрустнело.

— Он думал, что никто его не узнает?

Кивок.

— И его могли узнать только как Оддвара, ведь Руаль был официально мертв.

Сёльви Унстад снова попыталась что-то сказать, Рино показалось, что он услышал слова «рак» и «Улав Рист».

— Он решил вернуться, потому что услышал, что у Улава Риста рак. что он умирает?

Кивок.

— То есть он знал, что произошло в ту ночь? Что Улав Рист убил его отца?

Снова кивок.

— Он пришел к вам больным измученным ребенком, но разница в возрасте между вами была настолько незначительной. — он положил конверт на кровать. — Руаль ничего мне не сказал, как и вы. Но я думаю, он не хочет дальше жить как Оддвар. Слишком дорого дался ему этот опыт.

Слезы снова покатились по щекам Сёльви Унстад.

— Я надеюсь, вы сможете встретиться.

Она посмотрела инспектору в глаза.

— Вы заслужили это своей любовью, — сказал он, выходя из комнаты.

Все утро отец грустно смотрел на него, так что Руаль решил, что он исполнил свою угрозу и действительно сообщил ленсману об убийстве. Опасаясь, что вечер станет его последним вечером на свободе, он отпросился посидеть на причале, хотя ветер усиливался. Отец посидел с ним какое-то время и уже собрался домой, как вдруг заметил что-то во фьорде. Он пытался рассмотреть что-то похожее на яхту, а тучи все сгущались, видимость уменьшалась.

— Я поднимусь повыше, — сказал отец.

— Я посижу здесь, папа, — впервые за много лет он назвал отца «папа», и, к его удивлению, тот не возразил. Убедившись, что кресло стоит надежно, отец отправился к своему наблюдательному пункту, он часто стоял там, рассматривая лодки во фьорде.

Ветер усиливался, и ему пришлось переставить кресло, чтобы укрыться. Когда отец вернулся, Руаль понял, что что-то случилось.

— Яхта затонула, но мне кажется, они успели спустить спасательную шлюпку, — отец в отчаянии ходил туда-сюда, а затем решился: — Я сяду на весла и поплыву к ним.

Руаль остался на причале, наблюдая за отцом. Ему показалось, прошла вечность, затем он разглядел восьмивесельную лодку, тянущую за собой шлюпку. Когда лодкам оставалось до берега не больше пятидесяти метров, он заметил, что что-то было не так. Спина гребца была шире отцовской спины, волосы гуще и длиннее. Руаль понял, что гребет не отец. Когда лодка встала на мель прямо под ним, он увидел безжизненное тело отца, лежащее между двумя скамейками на лодке. Он повернул кресло и поехал прочь, быстрее, быстрее, хотя знал, что если встанет на ноги, то ход ускорится. Он уже почти встал, и тут в голову ему пришла одна мысль, рефлекс, спасший ему жизнь: он остался сидеть, изображая из себя привычного всем беспомощного мальчика. Не успел он выехать с причала, как кто-то схватился за ручки кресла.

— Что случилось с моим папой? — выдавил он.

Незнакомец, лица которого мальчик не мог рассмотреть, подтащил его к краю причала, а затем ответил:

— Папа упал со скалы.

От этих слов у него похолодела спина. С того места, где он сидел, видно было лодку. Отец не двигался.

— Вы его убили.

— Твоему отцу не стоило совать нос в чужие дела.

Кресло отодвинули назад, так, чтобы колеса отъехали от края.

— Я слышал о тебе — калеке из Винстада. Говорят, ты не можешь ходить. Так, значит, и плавать тоже не умеешь.

Он успел подумать, что никогда не слышал такого грубого и хриплого голоса, затем кресло скатили с причала.

Падая на дно, он сосредоточился на двух вещах: надо отвязать от ручки игрушку и уплыть как можно дальше.

Когда он вынырнул, незнакомец стоял у их лодки по щиколотку в воде и тащил отца за плечи. Наконец Руаль его узнал: новый капитан парома. Мужчина, которому было чуть за двадцать, быстро оглянулся и утащил отца в прибрежные валуны. Обессиленный Руаль выплыл на берег и понял, что единственный выход для него — заставить всех думать, будто он утонул и его унесло течение.

Я хочу поблагодарить моих редакторов — Карен Форберг и Аннетте Орре — за полезные советы и активное участие в моей работе. Я обращаю внимание читателей на то, что, описывая Рейне и окрестности, я позволил себе некоторые топографические вольности. Некоторые скалы я сделал круче, чем они есть. А в Рейне на самом деле нет полицейского участка. В остальном я пытался с уважением описывать природу и местность, хотя нередко слова бессильны передать все могущество уникальных Лофотенских островов.