Фруде Гранхус - Шторм

Чем дольше Рино смотрел на рисунок, тем более неприятным становилось его предчувствие. Не просто так Фалк забрал его с места преступления домой и хранил там столько времени. Он что-то значит. Но тот, кто мог бы это объяснить, был обожжен до неузнаваемости и не мог донести свою мысль.

И тут Рино вспомнил. Пострадавший был постояльцем пансионата. То есть в результате несчастного случая он был травмирован дважды, так как теперь ему приходилось соседствовать с тетушкой.

Взглянув на часы, Рино понял, что до конца рабочего дня осталось всего пятнадцать минут. Он набрал номер телефона администрации муниципалитета Москенес и попросил соединить его с начальником пожарной охраны, хотя, очевидно, дойти до здания администрации было бы намного быстрее. Пара минут ожидания, и трубку взял Астор Виик. По голосу было слышно, что дым пожарного не пощадил. Либо в Рейне частенько что-нибудь горит, либо Виик — заядлый курильщик.

— Я и сам все думаю о том происшествии, — сказал Виик после того, как Рино представился и объяснил ход своих мыслей.

— Почему?

— Сам не знаю. Газонокосилку проверили, но причину взрыва так и не установили. По словам производителя, раньше такого никогда не происходило. Они, кстати, тоже попросили разрешения осмотреть косилку после того, как наши люди закончат работу. Они настаивали на том, что взрыв произошел снаружи, но, конечно, они смотрят на это дело через призму денег, так что нельзя ничего утверждать.

— Мог ли этот несчастный случай быть подстроен?

— Мог ли, мог ли. Нет, не думаю. Если кто-то хотел сделать что-то плохое этому мужику, существуют гораздо более простые варианты. Думаю, он неосторожно обращался с бензином и открытым огнем, вот и все. Меня удивляют масштабы повреждений. Ведь несчастный, насколько я знаю, оказался прикован к постели.

— Видимо, взрыв был сильнейший.

— Вот это меня и смущает. В газонокосилку влезает не больше литра бензина, но взорвалась еще и канистра, так что мы говорим в целом о шести литрах. От такого возникнет приличный костер.

— Но с вашей стороны дело закрыто?

— Закрыто, да, но не в моей голове. Как будто бы здесь, ой, не знаю.

— Как будто бы что?

— Я служу пожарным больше двадцати лет, знаю свое дело хорошо. Я уверен, что провел тщательное расследование там, в гараже, в тот день, но. что-то с этим происшествием определенно не так.

Рино встретился взглядом с кроваво-красными зрачками маски. Что-то здесь определенно не так.

Ольга не отличалась терпением. А может быть, наоборот, именно им-то она и отличалась, потому что продолжала настаивать на общении, несмотря на безразличие с его стороны. Каждый день она отправляла ему новое письмо, хотя еще не получила ответ на предыдущее. По правде говоря, для него дни слились в один.

Фалк отбросил воспоминания об отце на много лет, загнал их на самое дно памяти, но мальчик с переломанными пальцами оживил этот образ, и ненависть загорелась с новой силой. Где-то в центре этой ненависти усилилась тоска по Кристине, и каждый раз, открывая письмо от своей интернет-знакомой, Бергер чувствовал, что предает свою почившую жену.

Ольга хотела напомнить о путешествии в Сволвер, и еще она снова приложила свою фотографию. Не помогло. Она по-прежнему выглядела уверенной в себе, жесткой, в ней не было мягкости Кристины, она оставалась той, кого он никогда не полюбит. Фалк выключил компьютер и массировал виски до тех пор, пока в глазах не потемнело. Пока он сидел так, склонив голову, а образ Ольги медленно таял в воздухе, воспоминания о том дне предстали перед ним.

Рейнефьорд, 1961 год. Несмотря на то что их разделял фьорд, дикаря прекрасно было видно. Он медленно прогуливался по причалу, словно подыскивая новую подходящую жертву. Когда его взгляд остановился на мальчике из Теннеса, фьорд будто бы вздрогнул. В глубине души Бергер знал. Однажды он придет за ним. Между ними протянулась телепатическая нить, и без слов стало понятно, что охотник выбрал свою жертву, начался гон. Все чаще тот, второй, усаживался на краю причала и пристально смотрел на мальчика. Берегись. Я скоро приду. Так и вышло.

Рука зажимала ему рот всего несколько секунд, затем его мягко отпустили. Лишь после того, как посетитель ушел, он понял, что означало это действие. Заикание. Слова, разбитые на кусочки, а причиной всему тот самый мальчик из прошлого. Последний привет. И «здравствуй!» Снова подступили слезы. Если бы гость не убрал руку, все было бы кончено. Никакого больше яда, нечеловеческой боли, лишь вечный беззаботный сон. Он хотел этого, как никогда.