— Ну, я тут.
— Ты стонешь, как свинья.
— Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!
— Че?
— Пытаюсь починить кухонный стол.
— Ты? — Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.
— Что за.
— Дерьмо?
— Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!
— Может, именно поэтому.
— Да это не чертов антиквариат, а.
— Дерьмо?
Рино встал и стукнул ногой по столу.
— Да пошел он, стол этот. Как дела?
— Хорошо.
— По шкале от одного до десяти?
— Шесть.
— А чего не восемь?
— Потому что тебя тут нет.
— Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?
— В Рейне?
Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.
— Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.
— А там есть чем заняться?
— Мы могли бы съездить на рыбалку.
— No, thanks [4] Нет, спасибо (англ.) .
.
— Что-нибудь придумаем.
— Конечно. Знаешь что?
— А?
— У мамы кое-кто появился.
— Да ну.
Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.
— Он тебе не нравится? — спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.
— Да нет.
— Но.
— Новые правила.
— Приходится приспосабливаться, — Рино почувствовал, что начинает заводиться.
— Она стала такой стервой.
— А он?
— Да нет, Рон прикольный.
— Рон?
— Да, он из Голландии.
— И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.
— Че?
— Шучу.
— Отключусь. Сообщение пришло.
— Срочное?
— Ага. Рене. Перезвоню.
Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее.
Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись.
Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе.
Фалк.
Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит.
Очень сильно.
Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник.
Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика.
Читать дальше