Сергей Аникин - Могильный улей

Я видел, как этот крошечный факел переворачивается в воздухе, падает вниз. Мне казалось, что прошла вечность, пока огонек коснется залитой бензином площадки. Джип, за рулем которого сидела Татьяна, взревел и отъехал на безопасное место. Я услыхал, как пламя с низким гудением мотнулось по мокрому асфальтированному покрытию. Оно извивалось, подобно голубой огненной анаконде, оно расширялось, пожирая все на своем пути. Последнее, а может, и не последнее, что я увидал, это то, что пламя охватило бензиновый фонтан.

Я рванул к машине, ноги не слушали и подкашивались. Единственное, что мне удалось, это дернуть дверную ручку автомобиля. Дверь распахнулась настежь, и я повис на ней, как в армии на турнике. Этот инстинкт самосохранения сработал во мне из-за того, что я почувствовал, что за мной гонится смерть в черном балахоне и с косой. Два мощных взрыва грохнули за моей спиной и докатились до меня. Обжигающая волна лизнула мою спину. В этот момент мне удалось приподнять ногу и опрокинуть ее на сиденье автомобиля. Сначала я кинул одну ногу, а затем вторую.

Дальше творилось то, что тяжело описать. На бензоколонку как будто обрушили ядерную боеголовку. Я воткнул ключ в гнездо замка зажигания и видел, как с грохотом рухнул потолок, и пламя ворвалось в маленький киоск с надписью «КАССА». Оно охватило все и пожирало все. Огненный язык пламени перед моим лобовым стеклом взметнулся в огненное безоблачное небо, и оно как будто почернело и сморщилось. Дышать было тяжело, все вокруг было покрыто гарью. Дым струился волнами, видимость была нулевая, дым больше мне напоминал туман. Я надавил на педаль газа, и в этот момент перед моим лобовым стеклом выросла стена огня. Передние колеса вспыхнули и напоминали огненные шары. Мотор заурчал, и тут я увидал, что перед лобовым стеклом стена пламени превратилась в огненный водопад, который обрушился на мой капот. Во все стороны побежали огненные артерии. Краска задымилась, покрылась волдырями, как после ожогов от огня покрывается кожа, и вспыхнула. Увидел в зеркало заднего вида, как пламя сзади накатило волной, расколов заднее стекло, огонь ворвался в салон автомобиля. Волны накатывали, и они были похожи на две огненные руки, которые вмиг проглотили салон автомобиля. Последнее, что я увидел, это то, что огненный язык накинулся на меня и сжег.

Я очнулся в горячем поту. На лбу, щеках и подбородке чувствовался жемчужные гусеницы потных шариков. Я чувствовал, как живот, спина, плечи, подмышки пропитались потом. Широко открыв рот, я жадно ловил воздух. Первая мысль, которая мелькнула в голове: я жив! Резкий ртутный свет резал глаза. Я не понял, где я. Как сюда попал? Последующие два вопроса моментально промелькнули в моем мозгу. Я моргнул глазами, потому что невозможно было расценивать обстановку, в которой я очутился. Свет так ярко светил, что мне казалось, что к моим зрачкам поднесли паяльную лампу и вот-вот собираются выжигать мои уставшие зрачки. Проморгав глазами, я вроде остепенился и хотел руками протереть глазные яблоки, но как только я дернул руки, мне это не удалось. Я еще раз дернул, но и во второй раз мои попытки были равны нулю. Затем я приподнял голову и посмотрел вверх. Мои руки были пристегнуты наручниками. К огромному заржавевшему чугунному, во всю стену змеевику. Змеевик в свою очередь был ввинчен в бетонную стену на огромные болты.

— Ну давай! Отрывайся! — закричал я.

Схватив обеими руками горячий изгибистый змеевик, я начал дергать его на себя — это равносильно тому, что перегрызть зубами кусок стального листа. Ладони начали нагреваться, и я отпустил змеевик. Затем я опустил голову вниз, и меня чуть не ударил инфаркт: я сидел в инвалидном кресле, кресло стояло на бетонном полу. Правая моя нога была полностью перебинтована, а левой голени не было, она была ампутирована, и ляжка до коленной чашечки была так же тщательно забинтована бинтом. Я посмотрел направо и увидал там огромные бетонные стены, вдоль стены тянулись трубы, на левой стене, где был прикован я, тянулась одна труба, и рядом в двух метрах от меня была куча хлама: несколько грядных эмалированных ведер, около пяти разломанных досок, пять пакетов из-под мусора, два черенка от лопаты, застывшие куски бетона, небольшая кучка мокрого песка и одна бутылка из-под вина. Бетонный потолок подпирали монолитно-армированные сваи, они располагались по периметру, и под потолком я увидал торчащий кусок арматуры у каждой из них. Люстра была самодельной из дерева, и она состояла из пяти ярких лампочек (каждая лампочка была, наверно, на сто ватт), и, самое главное, я увидел перед собой распятое тело Фехтовальского Виктора Константиновича. Его руки были закованы в кандалы и подняты вверх. От кандалов шли огромные цепи, и замыкались цепи на дужках на потолке. Ноги были также растопырены в разные стороны. Он стоял на холодном бетонном полу, и к щиколоткам были пристегнуты кандалы, от ножных кандалов цепь уходила под бетонный пол. Увидев все это, мой мозг на несколько минут атрофировался.