Виктор Гавура - Час цветения папоротников

Они подхватили Алексея за руки и ноги и понесли его длинными переходами в сторону выхода. Спустя некоторое время Сергей заметил, что за ними волочится окровавленная, торчавшая из Алексея лопата. Сергей хотел ее вынуть и, не сообразив, выпустил руки Алексея и тот, с едва слышным всхлипом ударился головой о землю. Сергей вырвал из него лопату и отбросил в сторону. И только когда она с едва слышным стуком ударилась о землю, до него дошло, что его друга не стало. И весь смысл случившегося обрушился на него.

Им казалось, что они безмерно долго несли Алексея нескончаемо длинными коридорами. Быстро выбившись из сил, они решили оставить его в одной из боковых келий. Они осторожно положили его за полуразрушенный барьер, отделявший его усыпальницу от основного хода.

— Прощай, мой Сероглазый король, — сказала Вера. — Больше нет на земле моего короля.

Сергей взглянул на нее и промолчал. Быстрая и тяжелая, как ртуть слеза скатилась по его щеке. Он в последний раз посмотрел на растерзанное тело друга. Черты его лица изменились, стали непохожими, чужими, застыв в непреклонной суровости. Ни Сергей, ни Вера не заметили, что в ногах у Алексея лежал, спрятанный им, набитый золотом рюкзак.

Вскоре Сергей почувствовал на лице дуновение слабого сквозняка. Так и есть, в лицо пахнуло свежим воздухом, они приближались к выходу. И они выбрались на поверхность земли, на пронизывающе чистый холод. Здесь было темно, но намного светлее, чем под землей. Над головой, вместо довлеющего земляного свода, зияла небесная высь. В разрывах темных облаков сверкали звезды. Внизу, за набережной, чернела вороненая сталь реки.

Сергей взглянул на часы, было пятнадцать минут шестого. Они находились в катакомбах около двенадцати часов. А казалось, эта ночь длилась дольше года. Сергей не смог бы выразить словами то, что было у него на душе. Он не испытывал ни радости от спасения, ни горя утраты, ни сожаления, что все так обернулось. Одна лишь всеобъемлющая тоска владела им.

— Все кончено. Нам повезло, — это все, что он сказал, а Вера ничего не сказала в ответ. Разве слова что-то значат.

Они долго добирались до станции метро «Днепр» и ехали куда-то в нужном направлении, а потом блуждали по залитым мертвенным светом внутренностям метрополитена. Им навстречу попадались какие-то люди, их лица были серыми в свете ртутных ламп. Они брели куда-то в пустоте подземных переходов, злобно поглядывая по сторонам, будто выполняли постылую, никому не нужную работу. Наконец, ненасытная пасть эскалатора изрыгнула их из-под земли, и они вышли на майдан Незалежности.

Майдан был мокр и пустынен. Освещенный фонарями он был до омерзения безобразен, а желтый свет фонарей заставлял помышлять о самоубийстве. С неба падали мелкие снежинки, холодно мерцая в предрассветной мгле, и превращались в грязь, коснувшись тротуара. Падал первый снег этой зимы. Они постояли, молча, глядя друг на друга и, не прощаясь, разошлись в разные стороны. И каждый из них шел один.

Неохотно, но все же пришла весна 2007.

Солнечным воскресеньем Сергей вышел на набережную возле станции метро «Днепр». Освободившаяся из-подо льда река раскинулась пред ним во всем своем раздолье. Как и прежде, она несла свои глубокие воды к морю. Эх, ты, река… ‒ живой свидетель тех событий. Одинокий, Сергей ссутулился перед ее серыми очами.

Он до неузнаваемости изменился, как будто постарел на сотню лет, обтянутые пепельно-серой кожей скулы казались острыми, отросшие седые волосы ерошил ветер. Мимо проплывали захваченные разливом прошлогодние листья, обломки камыша да трухлая куга. Глядя на быстрые воды реки, он уже не думал, ни о рыбах, ни о мицве, ни обо всем прочем… А через реку, напротив, на оттаявшем пляже «Гидропарк» вокруг костра плясали голые люди. Судя по длинным волосам можно было предположить, что среди них были и женщины, хотя длинные волосы теперь не признак пола. Сергею они были безразличны и он никогда бы не смог плясать, тем более у костра.

А все-таки хорошо, что на свете бывает весна. Пройдет несколько недель и зазеленеет левобережье, лопнут набухшие почки и первыми зацветут абрикосы. На почерневших после зимних морозов ветках появится чистый, как невеста, белей заоблачного снега цвет. А потом распустятся цветы, как они распускаются каждую весну от начала времен и будут распускаться всегда. Жизнь возродится от мертвяще холодного сна и будет продолжаться во всем многообразии своих проявлений.