Максим Стрежный: Главный инстинкт (сборник)

– Может быть, я лучше сам?

– Зачем же сам? Сервис входит в стоимость… Вы сегодня начальство вперед не пропускаете? Владимир Евгеньевич обычно первым заходит. А сегодня уже и материаловеды прошли, и физзащита.

– Владимир Евгеньевич там, в коридоре. Он… еще зайдет.

Владимир Евгеньевич зашел предпоследним.

– Здравствуйте, коллега-диагност, – сказал он неожиданно глухим голосом. Левую руку он держал в кармане пиджака, а правой делал какие-то невнятные движения – то ли призывал доктора без нужды не хлопотать для него, то ли одобрительно поглаживал по голове воображаемого ребенка.

Арцимович прищурилась.

Владимир Евгеньевич улыбнулся.

«Улыбка у него была хорошая. Как у многих некрасивых людей», – в который уже раз припомнила Арцимович. Она поздоровалась и предложила Владимиру Евгеньевичу раздеваться и присаживаться.

Когда она начала крепить на нем «обвязку», Владимир Евгеньевич вдруг стал морщиться.

– Простите, – сказал он, – сегодня просто день очень… выразительный.

И опять сделал неловкое движение рукой.

Арцимович украдкой проверила свое декольте – но нашла его не более выразительным, чем обычно.

Получив результаты обследования, она несколько секунд постукивала ноготками по рамке планшета. Ноготки были аккуратно отточены, и звук получался весьма вкрадчивым.

Владимир Евгеньевич какое-то время тихо переносил взгляд ее больших, окаймленных длинными ресницами синих глаз, потом поднял руку и провел ею по седоватым и в самом деле несколько встопорщенным усам.

– Владимир Евгеньевич, – сказала Арцимович, прекращая экзекуцию.

Но тут на планшете появился сигнал вызова. «Дитрих», – прочла на экране Арцимович.

Она приняла вызов, и они с Дитрихом обменялись приветствиями.

– Как у вас дела, доктор? – спросил Дитрих, откидывая со лба модную синюю прядку.

– Замечательно! – ответила Арцимович, широко улыбаясь. – А у вас?

– Тоже неплохо, – Дитрих говорил легко, даже с небрежностью, – собственно, я хотел поинтересоваться относительно медосмотра. Вдруг вам нужна какая-нибудь помощь? – Дитрих завершил фразу улыбкой. В этой улыбке была начальственная великодушная забота.

– О, вы спрашиваете очень кстати! Я как раз осталась без персонала, после того как четверть нашей бравой Экспедиции, включая вашего шефа и большинство моих сотрудников, отправилась на обучение в рамках подготовки к следующему эксперименту. И только осознание того факта, что мы с вами трудимся в совершенно разных и решительно не подотчетных друг другу ведомствах, мешало мне обратиться к вам за помощью. Но раз уж вы столь любезны, что позвонили сами, не пришлете ли мне кого-нибудь с дипломом медика? Или, быть может, этот диплом есть у вас, мы все знаем вас как большого эрудита?

Дитрих принялся перебирать темные бусины этнической фенечки, овивавшей его нежное запястье.

– Мне приятно слышать столь… э-э-э… лестное обо мне мнение, – начал он, – но, к сожалению, диплома медика у меня нет. С другой стороны, в настоящий момент наши компании работают довольно тесно, и я, доктор, весьма мотивирован на то, чтобы задачи выполнялись на должном уровне, в кратчайший срок, и готов этому посильно содействовать.

– Посодействуете в получении разрешения на использование штатного оборудования?

– Э-э-э… Доктор, к сожалению, физикам нужно полное молчание – каппа-поля, вы ведь…

– В таком случае вы крайне обяжете меня, позволив мне продолжить заниматься своим делом, – Арцимович продолжала светски улыбаться.

– Значит, вы говорите, что у вас нет совершенно никаких затруднений, проблем, ЧП?

Арцимович чувствовала, что ему очень хочется вытянуть из нее какое-нибудь заявление или обязательство – например, закончить с осмотром к обеду – или иным способом заставить ее признать подчиненное по отношению к нему положение, но решительности пойти в открытую ему пока недостает (точнее, обстоятельства пока не позволяют ему быть решительным) и все, что он сейчас может, это лишь обозначить намек.

– У меня нет совершенно никаких затруднений и проблем, Дитрих, – ответила Арцимович, не колеблясь, – была очень рада с вами побеседовать. Спасибо вам за заботу.

– У нас с вами большие затруднения и проблемы, Владимир Евгеньевич, – сказала она секунду спустя, отключившись и вновь повернувшись к инженеру, продолжавшему сидеть так тихо, что казалось, будто его и вовсе нет в отсеке. – Как же вы так неаккуратно?