Максим Стрежный: Главный инстинкт (сборник)

– Честное слово, товарищ доктор, – сказал он, – я готов использовать любой язык, лишь бы вернуть вас к исполнению обязанностей.

Доктор посмотрела на него с восхищением.

– Вы демонстрируете значительные успехи, старпом!

«Но весовые категории у нас с вами совершенно разные», – добавила она про себя.

Она перекатилась на бок, чтобы положить на столик книгу. Хомяк плюхнулся на шезлонг и недовольно затряс мохнатой мордочкой. Доктор чуть изогнула ногу. Серые глаза старпома, не отрывавшиеся от лица Арцимович, были непроницаемы. В них была сталь, в них был устав, в них был долг. Старпом хранил молчание.

– Не столь, впрочем, значительные успехи, для того чтобы пускать вас в места, не тронутые цивилизацией. Под вашим взглядом трава жухнет. Вы тут всю экосистему загубите. А вы посмотрите, какая она здесь замечательная! – доктор повернула голову.

Местность и вправду была хороша. В густых волнах широкой тихой реки дрожала алая дорожка отходящего на покой солнца. Река несла свои воды к полоске леса, в который превращалась окаймляющая пляж золотистая роща, а потом вокруг леса, а потом в какую-то неведомую, раскинувшуюся под прозрачным небом осеннюю бесконечность. Бесконечность, как точно знал старпом, заканчивалась десятком километров ниже, у озера, в техзоне, где располагались основные силовые установки научников.

– А эта замечательная рощица, – продолжала Арцимович, – вы где-нибудь еще видели елки с золотистой хвоей? – доктор чуть шевельнула бедром. Она говорила еще, очень изящно – что-то о художественном ансамбле, могущем послужить утешением для самого притязательного художника, о грибах, непременно прячущихся под этими соснами, о романтике и чувстве, но, уловив ее движение, старпом от рощицы все-таки отвлекся.

– Хомяки, видимо, большие поэты, раз инстинкт направляет их к таким местам… А куда влекут вас ваши инстинкты, дорогой старпом?

Шафранов мгновенно перебросил взгляд на лицо доктора и осознал, что она, скосив глаза, за ним наблюдает. Многоэтажная конструкция «она поняла, что я понял, что она поняла…» воздвиглась над старпомом, нависла всей тяжестью, покачнулась и с жутким треском обрушилась, хороня его в обломках.

Губы Арцимович дрогнули, она откинулась и с видом вполне насытившейся на сегодня тигрицы потянулась.

Шафранов погибал. Он медленно наливался краской, изо всех сил пытаясь этому противиться, и от своих усилий краснел еще больше.

«Инстинкты, дорогой старпом, дремучие инстинкты. Мы старательно прячем их за нашим воспитанием и формой, но стоит только на миг ослабить хватку, как они тут же рвутся наружу – дикие, властные, не желающие ничего понимать… Скрытая в нас природа, старпом… Запоминайте, а лучше записывайте…»

Доктор взяла книгу.

«Станислав Лем», – механически прочел на обложке старпом.

– Вы читаете бумажные книги, – сказал он. Вполне себе ровным голосом. Он признавал поражение.

– Да, старпом. Меня влечет архаика, – сказала доктор и рассмеялась. Вполне себе добродушно. Никакая она была не тигрица. – Простите меня, Алексей. Все от этой дикой осенней скуки… Четвертый месяц осени… Так что там стряслось? Научники вдруг заторопились?

– Да, днями стартует мини-серия. За вами освидетельствование пусковых смен.

– Увлекательнейшие наблюдения за акробатическими этюдами хомяка уступают место унылой сертификации желудочков и предсердий…

Арцимович вздохнула.

Она поднялась и, отряхнув с подошв соринки, сунула ноги в темно-розовые сабо. Накинула форменный халат, тронула панель столика. Они с Шафрановым стали ждать, пока свернется кемпинг. Вновь лишившийся приюта хомяк прыгнул в воздух и заметался над поляной.

Когда последняя направляющая шезлонга втянулась, Шафранов наклонился, подхватил образовавшийся пакет и вопросительно посмотрел на доктора.

– Идемте, старпом, – сказала она.

Хомяк отправился вслед за ними, по пути атакуя в знакомой доктору манере редкие букетики каких-то местных злаков. Физически флора не страдала от нападений хомяка, но ее желтый цвет и уныло опущенные стебли свидетельствовали о психологической действенности его усилий. Хомяк почему-то все время выбирал ближайший к людям пучок зелени. Набрав высоту после пикирования, он начинал биться, словно подстреленный спрятавшимся где-то охотником, потом его полет выправлялся, и он уходил далеко вперед, почти исчезая из виду. И вновь возникал рядом с людьми, неожиданно выныривая из-за плеч или проносясь очень низко над головой, обдавая порывом разорванного крыльями воздуха.