Очень пожилые. Откуда-то внезапно свалились на голову. Уголок рта непроизвольно дёрнулся. Стала неприятна самой себе. Что ж поделать, когда-нибудь и она будет старенькой.
– Нет уж! Не заставишь! – Именно такой была реакция ещё каких-то дней десять назад на предложение мужа переехать из бабушкиной квартиры в центре города, что досталась ей по наследству, в дом на окраине, нет, скорее на дальние – дальние выселки.
Немного успокоилась. Вздохнув, погасила окурок в крошечной пепельнице, спрятанной за широким цветочным горшком. Помахала рукой, разгоняя сигаретный дым, заранее зная, – не поможет. Муж и так унюхает. Да и пусть! Она тоже не робот. Вон сколько всего навалилось сразу. Ну, всё, довольно! Уж слишком увлеклась этой проклятой жалостью к себе. Потёрла виски, плавно убрала золотистую прядь со лба. А вот хорошая чашка кофе не помешает! Сидя на кухне, подперев голову рукой, вяло прикидывала:
– Эту рухлядь под названием «мебель» в новый дом не потащу. Купим всё новое. Жалко выбрасывать, но комнату стариков обставлять старой мебелью неудобно, да и некрасиво. Сделав хороший глоток, огляделась, вздохнув, вслух произнесла:
– Кто знает, может и правда, всё к лучшему!
Подумала немного, вспомнив. Откровенно говоря, – призналась себе, – дом понравился. Замечательный дом. Наполовину бревенчатый, как в стародавние времена, наполовину стилизованный современными конструкциями. Со вкусом, очень гармонично. А природа? Просто чудо! А воздух? Чего уж там! Не сравнить!
В десяти метрах от дома – сосновый бор. Приятно удивило и особенно порадовало её, – мало ли как сложатся отношения с новыми членами семьи, – так это вход в дом. Вернее, целых три входные двери. С разных сторон. Переделывать ничего не надо! Опять же, поиск рабочих и всё остальное легло бы на её плечи. В первый приезд, осматривая дом, услышала: – Собаку заведём! Ты ведь мечтала! Будем жить большой семьёй, – улыбаясь, заявил муж, – вроде вместе, но с преимуществом, видишь, – три входа! Можем неделями их не видеть, – грустно глядя на жену, добавил, – если захочешь!
– Ванюша! – возмущённо воскликнула тогда, прямо взглянув ему в глаза, – не ожидала! Тебя послушать, так я просто эгоистка, изверг какой-то!
– Извини, дорогая, не хотел! Просто, твоё лицо говорит о…, – встретил возмущённый взгляд, – извини, Меня! Ну, правда! – Стал умолять, взял за руку. – Прости, идиота! А? Фимочка!
Фима, Фимочка – так звал её муж и знакомые. Назвать её настоящим сложным церковным именем – Филумена, довольно странным и редким в наше время, ни у кого язык не поворачивался. Иногда муж звал её просто Меня, с ударением на «е». И только в эту минуту вдруг осенило: почему именно Филумена? С какой стати, родители наградили её столь редким именем.
Взгляд упал на жёлтую фарфоровую чашку с лягушонком на ободке. Любимая чашка дочери. Недавно они страшно поругались. Причина – трижды проклятый Филуменой этот самый переезд. В голос, с неожиданно-резкими нападками друг на друга, так ругались впервые. Маша не желала ничего знать, лишь кричала: почему квартиру не оставили ей, была ли необходимость продавать.
– Ведь у вас есть деньги! – аргументировала по-своему Маша. – А я здесь выросла, привыкла! Или я не в счёт? Так, избалованная, мамина дочка, да? Эдакая девочка – студенточка. Вещь, одним словом! Мама, да у тебя сеть салонов. Далеко не дешёвых, кстати, услуг! У отца – консалтинговая фирма, компьютерные услуги… И насколько я поняла, а я, знаешь сама, далеко не дура, даже в жуткий кризис, ваши конторы не простаивали! А учёба? Прикажешь добираться на перекладных часа два или сколько там?!
– До ближайшей станции метро, – Филумена изо всех сил, во что бы то ни стало, пыталась взять себя в руки, – на маршрутке всего минут десять, а там… Ну, Машенька! Совсем, чуть-чуть, немного раньше будешь вставать! К тому же, на своей машине… – Не выдержала. – Забыла, как в пробках торчала?
– Забыла! Да! – огрызнулась Маша. Осколок крошечного бриллианта – пирсинга яростно сверкнула в ноздре. – Всё равно, не понимаю! Рушить все, из-за каких – то там… Мы их даже не знаем!
– Не смей! – медленно покачала головой мать, хотя сама не успела привыкнуть к этой мысли. На душе и так кошки скребли: было тревожно от неопределённости. И, тем не менее, повторила громче: – Не смей так говорить!
Затем, присев на краешек стула, нервно впилась тонкими пальцами в колени, обтянутыми джинсами. Последние десять дней джинсы стали для неё второй кожей. Кроссовки и джинсы. Что и говорить, комфортно, удобно решать вопросы. Все. За всех! Опустила голову.
Читать дальше