Айзек Адамсон - Эскимо с Хоккайдо

– Значит, вы с Такэси – друзья?

– Он мне нравится, – ответил бармен. – Редкий человек.

– Мне он тоже нравился, – тихо отозвался я.

Лунообразное лицо бармена чуть заметно дрогнуло. Такой парень должен был обратить внимание и на грамматическую поправку и на ее смысл. Я снова полез за деньгами.

– Счет… – начал было он.

– Прошу вас. Я уплачу.

Он пристально поглядел на меня, и я ответил ему таким же пристальным взглядом, а сам выкладывал купюру за купюрой все содержимое бумажника. Форму лица бармен поменять не мог, но веки его отяжелели. Когда пачка денег почти сравнялась высотой с рюмкой, бармен запротестовал, но я жестом остановил его. Он знал. Мы оба знали: Такэси не вернется в «Последний клич».

Мне оставалось одно только дело в Токио. Выходя из проулка, я попрощался с Голден-Гай. Я всегда прощаюсь. Кто знает – приедешь, а его уже нет.

Сибуя ночью так красива, что я чуть не позабыл мрачное дело, приведшее меня в этот район. У самого выхода со станции я окунулся в сверкающий мир, чистый, лучезарный, непрошибаемо оптимистичный. Над статуей Хатико, где поджидали друг друга по-зимнему одетые люди, протянулись гирлянды новогодних огоньков. Люди явно радовались тому, что пришли сюда, радовались, что живы, что они – люди.

На гигантском видеоэкране напротив станции красотка Юки Ёмада исполняла искаженную до неузнаваемости версию «Деда Мороза». Юки – не человек, а виртуальный кумир, видео-образ, порожденный компьютерными технологиями. Нестареющая красотка, не толстеет, не теряет голос перед ответственным выступлением, не диктует менеджерам свои условия. И уж тем более не принимает наркотики, не пытается разорвать контракт с фирмой, не говоря уж о том, что ее никто не убьет. Прибавьте к этому, что и денег ей не причитается. Дельцы от шоу-бизнеса надеялись, что Юки воплощает будущее музыки и, учитывая хаос, вызванный смертью Ёси, трудно упрекнуть их за такие мечты.

В считаные минуты я мог бы добраться до лав-отеля «Челси», второго отеля, где Ёси побывал в ту роковую ночь, где, как я теперь понимал, он и умер. Но не лав-отель был целью моего пути. Я прошел по Бунка-мура-дори, мимо здания 109, и вошел на подземную парковку. Поднялся по лестнице, досчитав до седьмого этажа, а потом подлинному коридору с приглушенным освещением – до «Взлетной Полосы Талантов Продакшнз».

Стеклянная дверь отворилась, и я вошел в темную комнату, прикидывая: если Санты не окажется на месте – подожду, делать нечего. Очень уж много вопросов требовалось ему задать, в том числе – узнать, где та камера, ключ от которой отдала мне Ольга. Как я ни ломал голову, так и не вспомнил песню, которую играли в тот вечер в «Дикой клубнике», а прежде чем я уеду из Токио, мне требовалось непременно узнать, что в камере, и тогда, может быть, удастся, благодаря нелепому и дикому наитию, связать все события воедино.

Но ждать Санту не пришлось. Он заранее явился в свой импровизированный кабинет и уселся в кресло перед окном. Я остановился футах в шести от него.

– Неплохой вид, а? – заговорил я. – Понятно, почему вы так цеплялись за это место, хоть оно вам и не по карману. Вы бы на все пошли, чтобы сохранить свой маленький бизнес. Вот почему вы согласились убить Ёси, да? Кидзугути предложил вам столько, что можно было оставить торговлю наркотиками и по-настоящему вернуться в шоу-бизнес. Попробовать запустить «Хамских Тигров». Но план не сработал.

Санта не отвечал, но ведь я пока не задавал вопросов. Я сделал шаг вперед, а он так и сидел в кресле, застыл, боялся даже пальцем шевельнуть.

– Вы отвезли Ёси в отель «Шарм» и оставили там наедине с его драгоценным героином. Однако на обратном пути в «Краденого котенка» вы получили от Кидзу-гути новый приказ: он отменил прежний план, велел предотвратить убийство. Тогда вы позвонили в службу спасения и сообщили о передозировке. Теперь вы изо всех сил пытались спасти того, кого только что пытались убить. Но Ёси уже не было в отеле «Шарм». Он оказался на другом краю города, в лав-отеле «Челси». Потерпите минутку, я вам расскажу, как это случилось, но сперва давайте с остальным разберемся. Поправьте меня, если я в чем-то ошибусь.

Санта по-прежнему держал язык за зубами. Я набрал в грудь побольше воздуха, мысленно перебрал все факты, прежде чем их выложить. Я чувствовал, что слишком много болтаю, но какая разница? Выпивка ли тому виной, или пустой желудок, или все, что обрушилось на меня с тех пор, как я приземлился в Токио, с тех пор, как меня отправили в принудительный отпуск, с начала времен? Мне было плевать, что там Санта знает и чего не знает. Плевать, даже если сейчас он развернется в кресле и направит мне в грудь револьвер. Плевать, если нажмет на курок. Ничто меня не остановит.