Маки глянул на Аки. Аки стряхнул с волос пыль и обтер пиджак. Он уже забыл про удар в лицо. С точки зрения Аки, больше, чем на один удар, меня все равно бы не хватило.
– Он гоняется за драконом, – прокомментировал Аки.
– Бьет в большой Г-гонг, – подхватил Маки.
– Мчится на безымянном коне [137].
– Целуется с сестрой Морфин [138].
– С мистером Порошок [139]!
– С доктором Мне-Хорошо [140]!
– Потише, ребята! – Я уже допятился до кушетки. Близнецы пританцовывали, сшибая ногами стопки пластинок, и надвигались на меня, словно парочка кенгуру. – Вы даже не знаете, что тут происходит.
– Дело сделала игла, – декламировал Аки.
– Пыль дорогу замела [141], – продолжал Маки.
Они сужали круги, уже в полной боевой стойке. Я, пятясь, отступал за кушетку, крепко сжимая в руках гитару. Даже взмахнул ею, чтобы удержать кикбоксеров на расстоянии.
– Легче, – сказал Аки.
– Даже и не вздумай, – сказал Маки.
– Ты хочешь сделать мне больно? [142]
– Ты хочешь, чтобы я заплакал?
– Кончайте с этим дерьмом! – взвизгнул я, крепче прежнего стиснув гриф.
– В точности как Ёси, – выплюнул Аки, обходя кушетку и вжимая меня в телевизор. – Ёси терпеть не мог песенки восьмидесятых.
– В особенности во время ломки.
– В особенности геев, – уточнил Аки.
Если б я не ударил Аки, сейчас я бы уже ел. Я мог бы сперва подкрепиться, а потом уж попытаться бежать. Нет же, бросился напролом, и теперь два кикбоксера-тяжеловеса принимают меня за наркомана в бреду. Вот жизни пестрый маскарад.
Перемирие не могло продолжаться долго. Оно и не продолжалось.
Аки, будучи помельче и пошустрее, добрался до меня первым. На этот раз я нанес прямой удар, гриф «Гибсона» врезался ему в челюсть. Аки полетел на брата, они запутались ногами и оба рухнули на пол.
Когда они поднялись на колени, я резко опустил гитару, въехал Маки промеж плеч, в опасной близости от затылка, сделал «мельницу» в надежде повергнуть и меньшого Фудзотао, но Аки перехватил удар точным плечевым блоком. Гитара ударилась об изголовье кушетки, острый угол пришелся ровно в одну из прорезей.
От удара гитара раскололась.
Несколько длинных щепок остались торчать из грифа – разошлись веером, словно прическа Суды. Аки занес ногу для кругового удара, и я успел воткнуть щепку ему в бедро – стиль «вилы».
Аки завопил, как девчонка на рок-концерте.
Я выпустил гитару.
Маки попытался подняться, но не смог. Челюсть у него как-то болталась.
Гитара так и осталась в ноге Аки. Подавшись вперед, он еще глубже загнал обломанный конец себе в бедро, и гитара торчала под прямым углом, будто из окровавленной ноги вырос новый член. Прекрасные черные брюки были загублены вконец.
На лице Маки изумление сменилось яростью. Он поднялся-таки с полу. Похрустел суставами и разозлил меня, прорычав:
– Мамочка велела тебя вырубить.
Он рванулся вперед, я вспрыгнул на кушетку и, оттолкнувшись от этого трамплина, высоко взлетел.
Маки полетел следом. Массивная туша вытянулась, зависла горизонтально. Не хватало нам еще драки в воздухе, но я успел уцепиться за люстру, она же битая гитара, и подтянулся повыше. Я глянул вниз и увидел, как Маки пролетает подо мной, тщетно пытаясь ухватить меня за ноги. Огромный астронавт за бортом.
Он тяжело грохнулся прямо на кофейный столик. Ножки подломились, и стол рухнул на пол в облаке сигаретного пепла и пыли.
Та же участь постигла люстру-гитару. Я уцепился за нее в кульминации своего полета и вырвал из потолка. Падая, я успел сделать полуоборот и выставил локоть между собой и Маки – семь футов по вертикали разделяло нас, и расстояние стремительно сокращалось.
Мой локоть угодил Маки в почку – он как раз хотел перекатиться на спину. Весу во мне 160 фунтов, я пролетел около семи футов, но и без сложных математических формул мог прикинуть силу удара – стоило взглянуть на лицо Маки.
По пути я успел прихватить папку с бумагами «Общества Феникса» и прикрыл за собой дверь. Я даже поднял с пола упаковку фаст-фуда и открыл крышку. Свинина с жареным рисом, жирная, пережаренная, как раз такую я люблю. Мгновение я дразнил свой желудок, потом решительно закрыл крышку и оставил упаковку там, где ее нашел. Желудок отплатил мне сполна – терзал меня всю дорогу по лестнице.
На улице было тепло, за головокружительным хаосом сплетенья проводов – безупречно ясное небо. Бродячие коты сгрудились в узком проулке, однако у них я дорогу узнать не мог.
Читать дальше