Станислав Ленсу - Некрофобия и другие рассказы

– Ну из-за тебя, не из-за тебя, но вот как все вышло… – Регина Петровна уткнулась по-бабьи в его острое плечо.

Подошел Валерий Андреевич, помолчал, потом тряхнул головой:

– Ладно! Администрация уже известила дочь. Они через неделю прилетят и заберут Мишу. Давай-ка Антон, поставь ему инжектор с формалином. Видишь, я уже выделил артерию, а вечером опустишь его вниз.

Весь день прошел как в тумане. Антон ходил по залу, забредал в подсобки, в ординаторскую, снова возвращался в зал и все время натыкался на Мишу. Тогда он заботливо поправлял пластиковую трубку, по которой нагнетался формалин, так заботливо, словно это была капельница, и в напарника вливалась какая-то живительная влага.

– Мертвая – живая вода – колыхалось в мозгу Антона, – мертвая – живая…

Спустя несколько часов погасло небо, но высокий небосвод еще оставался светлым. Антон отключил нагнетающий жидкость аппарат и покатил Мишу к лифту.

Он не сразу заметил, что лифт, не доехав до подвала, остановился и завис в шахте. Антон какое-то время собирался с мыслями, потом задрал голову, в надежде увидеть причину остановки лифта. Там наверху было тихо и темно.

– Эй! Кто-нибудь!.. – позвал Антон и тут же понял, что это бесполезно: он последний, кто оставался в помещении.

– Интересно, – подумал Антон, – что же это мне – до утра здесь торчать?.. Конечно, лучше с Мишей, чем с каким – нибудь незнакомцем, но все же… – он покосился на напарника и, не сдержавшись, накрыл его тело «ржавой» простынею и, главное!.. Главное – лицо закрыть.

– Как это…

И если я сойду в страну теней,

Боюсь, безумен буду я, не боле.

Ты мудр, ты видишь все ясней…

– Вот, Миша, «ты мудр, ты видишь все ясней» … а мы все равно с тобой застряли, не достигнув даже первого круга… И Майя не моя Беатриче…

Холод постепенно стал пробираться под легкую майку и халат. Бетонные стены тускло освещались лампой под потолком кабины, и мелкие капли влаги в ее свете поблескивали красноватыми крысиными глазками. Антон передернул плечами и еще раз посмотрел наверх.

– Так, спокойно!.. Что можно сделать? Выбраться через люк в потолке наверх, а там? А там – будет видно!

Он разглядел за подслеповатым светом лампы небольшой квадрат люка в сетчатом потолке кабины. Примерившись, он выпрыгнул вверх и что есть силы ударил в намеченное место рукой. Чуть не вскрикнув от боли, он свалился на пол после удара, и расшиб колено о колесо каталки. Люк не поддался. Да так не поддался, словно весь потолок кабины был из цельного куска камня.

– Надгробного камня! – зло подумал Антон.

Чертыхаясь, он поднялся на ноги и еще раз поглядел наверх. Потом со злостью пнул ногой дверь лифта. Лифт лязгнул всем своим нескладным организмом; шахта в ответ откликнулось неожиданно пугающим эхом, и платформа с грохотом поползла вниз.

Антон распахнул дверь и выкатил каталку на площадку перед лифтом. Его познабливало, болела ушибленная ладонь, саднило колено. Взглянув на ровную гладь резервуаров, коричневую жирную влагу, он почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу, и следом за нею стал неметь затылок, потом пальцы рук…

– Стоп, стоп… стоп! Не думать, не думать об этом! Делом, надо заняться делом! – продираясь сквозь нарастающий озноб и расползающиеся мысли, Антон столкнул каталку вниз на бетонный пол и сгрузил носилки со спеленатым телом напарника. Не останавливаясь и стараясь не замечать легкой ряби на почти зеркальной пленке формалина в резервуарах, он обошел шестой бассейн, выглядывая течь или лужу на полу. Антон несколько раз опускался на одно колено, чтобы внимательнее осмотреть стенку бассейна, пока не убедился, что течи нет: либо Миша успел ее заделать, либо ее не было вовсе. В его голове по-прежнему стучало:

– Делом надо заняться делом… делом… занят… елом!

Он не удивился результату осмотра, а безучастно промычал:

– Нету-у … – и заспешил к лифту, не оглядываясь и опустив голову.

Вид верхнего зала, освещенного холодным светом длинных ламп под потолком, показался ему верхом земной радости и всего живого. Где-то в подсобке, всеми забытый приемник тихо попискивал неразличимой мелодией. За окном, скрытый плотными и непроницаемыми в вязком летнем вечере кустами, меланхолично продребезжал трамвай, споткнулся пару раз на стыках и, заурчав, понесся, набирая скорость, дальше в темноту.

Антон перевел дыхание. Озноб погромыхал еще какое-то время и мелким горохом ссыпался в плечи и в ладони рук. На лбу выступила испарина.