Пётр Кожевников - Год Людоеда. Время стрелять

Вначале раздался длительный гудок. Хорошо, думаю, значит, вы какой-то новый прием придумали, чтобы мне нервы изощреннее изматывать. Ну что же, давайте, продолжайте, за меня ведь и заступиться толком некому: сама, можно сказать, безногая, сын — инвалид по психике из-за отца — алкоголика и дебошира. А кто еще у нас есть? Собачки? Да они все безобидные!

Когда гудок прекратился, началось постукивание с таким словно шорохом, будто кто-то по микрофону пальцем постукивает. Я и это выдержала. Тут уже в стояке что-то, как в джунглях, зарычало, а в телефонной трубке в это время отбой дали. Правильно, думаю, проверили, что я дома, никуда, бедолага, не делась, теперь мне еще какую-нибудь провокацию устроят. И правда. Пронзительный звонок, и частый бой ногами в нижнюю часть входных дверей. А снаружи крик: «Мы сейчас тебе, такой-сякой (не стану повторять!), если ты до сих пор ничем пользоваться не научилась, не только воду, но и свет отрежем!» Как так?! За что?

А я сквозь их искусственно создаваемый шум слышу, что волнение в трубах не унимается, а наоборот, постоянно нарастает. Я трубы потрогала и чуть не обожглась — они просто раскалены, а внутри слышно, как вода бурлит, выход для себя найти не может. Тут я слышу голос: «Горячие трубы! Горячие трубы!» Понимаю, что это мне дается особое предупреждение. А дальше-то что будет? Не станет ли еще хуже?

Я набрала номер районной аварийной службы, дежурная диспетчер подошла, я ей сообщаю: мне тут все повторяют, что у меня горячие трубы, а они, я потрогала, и вправду горячие! Хорошо, отвечает, не беспокойтесь, мы сейчас примем срочные меры. И правда, часу не прошло, мои двери перестали штурмовать, громыхание в трубах стихло, осталось только едва уловимое бульканье и такой звук, словно где-то под полом мышка попискивает.

Но тот, что без лица всегда ходит, меня в покое так и не оставил. Стоило мне однажды не прикрыть вовремя входную дверь — он уже тут как тут (подозреваю, что он специально и дежурил в моей парадной), орет, ругается, как извозчик, замахивается, а от самого перегаром несет аж за версту! «Сейчас милицию вызову!» — кричу. Он говорит: «А я вашу собачку, вот эту, беленькую (метис болонки и шпица), только хотел поцеловать, затем к вам и пришел, мне эта собачка больно понравилась».

Это ведь надо так себя не уважать, про себя думаю, чтобы любовью к домашним животным прикрываться, ради того чтобы только ко мне в квартиру проникнуть и, конечно, как-нибудь мне опять нашкодить. Я с него глаз не спускаю, а на руки глянула — боже ж ты мой! — когти как железные и сантиметров по пятнадцать длиной, а под ними кровь сгустками и земля окаменелая. Дракон, одно слово дракон, только лица нет, потому что вместо него морда должна быть звериная и пасть змеиная, — вот он их и прячет, как умеет! «Нет! — говорю ему решительным тоном. — Вы ко мне не войдете! Нельзя ко мне!» — «Ладно! — так зло, исподтишка улыбается. — Вы еще про собачью выставку в парке культуры вспомните! Вам еще эта история ай как аукнется! Тряханет тебя, сука (простите!), так, что ты и в своей коляске сраной (извините!) не удержишься!» (Это я езжу по квартире в коляске, потому что меня ножки больные не держат.) Я дверь захлопнула, на оба замка заперла, а сама сижу и гадаю: какая такая выставка? Что за история? Вот так он меня, на ночь глядя, озадачил!

А под утро того дня или чуть позже, может быть и под вечер, началось: вначале шум в трубах, но не очень уверенный, так, словно они там для себя специально проверяют, дома ли я, а потом все трубы раскалились, что даже мне в голове нестерпимо жарко стало. И голос тот женский вернулся и повторяет: «Горячие трубы! Горячие трубы!»

Вдруг новый голос, мужской, такой, словно через стенку, слабо слышимый, приходится напрягаться: «Говорит председатель домкома! Трубы гудят, спать не дают, узнайте, у кого это, и сообщите, будем принимать в отношении недисциплинированных лиц самые строгие меры, вплоть до выселения! Повторяю!» И опять то же самое, словно автомат, но так же приглушенно. Несколько раз повторил, у меня уже нервы не выдержали, я кричу: «Мне, между прочим, не только трубы, но и телефонные звонки покоя не дают! А вообще-то, трубы — это обязанности водопроводчика. Мы что, за квартиру не платим? Я вот узнавала уже, так во многих домах к этому вопросу отнеслись более добросовестно и строго, и теперь этот вопрос давно исчерпан. Надо, говорю, воспитывать людей, сознание их пробуждать, а не делать им потачки, а то они нахулиганят, поиздеваются над инвалидом детства, а их где-то, может быть, за эти бесчинства и по головке погладят. Между прочим, тоже очень удобная позиция. Права я или нет?» А в ответ — молчание. Правильно, думаю, сказать-то вам на это нечего, вот вы и попритихли.