Пётр Кожевников - Год Людоеда. Время стрелять

— Да почему ж этого зверя не расстреляли? — Весовой свел брови, лицо его потемнело. — И он у вас тут столько лет беззаботно в шахматы играет?

— А разве существует статья о расстреле зверей? — Деменцев прищелкнул языком. — Я говорю это к тому, что вы очень близки к правильной постановке вопроса: человек ли Малек в нашем традиционном восприятии?

— Так его сюда, конечно, пожизненно упекли? — с надеждой в голосе спросил Следов.

— Нет, в этом я вас должен разочаровать! В первый раз Евгения Трофимовича хотели выписать двенадцать лет назад, — сообщил Герман. — Но тогда это не получилось.

— А он — что? — Борис возмущенно смотрел перед собой, словно перед ним предстал сейчас столь ненавистный ему Малек. — Он опять что-нибудь совершил, да? Неужели уже здесь, в больнице? Кого-нибудь совратил, да?

— Да нет, молодой человек, никого он здесь не совратил, хотя если уж вы настолько увлечены этой темой, то могу вам признаться, что мы не слишком пристально следим за личной жизнью наших пациентов, если между ними не возникает серьезных романов. Что делать, это жизнь!

На столе Деменцева зазвонил телефон, но он не снял трубку, а подождал, пока включится автоответчик с записью его голоса, и продолжил:

— А насчет Малька все очень просто. Подумайте только: куда ему идти? Представьте себе реакцию родственников и друзей тех, кого он убил, после того, как они узнают о том, что человек, причинивший им столько горя, оказался на воле?

— Да я бы такое чудовище голыми руками задушил! — не выдержал Станислав. — Я считаю, что все эти злодейства совершаются, по большому счету, из-за человеческой распущенности! Казнить бы таких выродков прилюдно и еще по телевизору показывать — сразу бы другие твари попритихли!

— Ну вот и они, наверное, примерно так же думают, — понимающе склонил голову Герман. — А Евгений Трофимович — человек догадливый и все эти годы всячески пытается отдалить день своего выхода из больницы.

— Так он здоров или нет? — нервно перебил Борис. — Вы скажите: он что, здесь тоже на кого-нибудь нападал?

— Здесь — нет, — Деменцев снял очки, и гостям предстали его темные, слегка скошенные к носу воспаленные глаза. Он достал из кармана халата платок и начал протирать стекла. — Конечно, у нас тоже случались разные инциденты, но в целом контроль за больными поставлен на очень высоком уровне, и мы подобных рецидивов не допускаем. Но вот когда к нам недавно приезжал выступать детский оркестр, Малек написал мне заявление с просьбой исключить его встречу с гостями. В то же время у него постоянно изымают рисунки и фотографии детского порно. Каким образом они к нему попадают, мы пока не знаем.

— Единомышленники, что ли? — Весовой заметно разрумянился, ухватил пальцами в области груди свой белый свитер и начал его потряхивать. — Вот они как своих поддерживают!

— Это не исключено, — Герман надел очки и осмотрел гостей. — Хотите еще кофе или чаю? Вода рядом с тобой, Федя, ты дотянешься?

— Конечно, Гера, о чем речь?! — Борона извлек бутыль с питьевой водой. — Интересно, чьи это пациенты «Экстаз-холл» заминировали?

Если бы не помощь Ларисы и Филиппа, Ангелина бы, конечно, ни за что не справилась с этими двойными похоронами: она действительно как-то крепко надломилась за последние дни. Ну а могло ли быть иначе? Она ведь потеряла все, что имела в этой жизни, — свою единственную кровную дочь! Безусловно, у нее остались все те, как было принято говорить, пять, а на самом деле куда больше: те девочки, а теперь уже в большинстве зрелые женщины, которых она когда-то тоже назвала своими дочерьми, — так уж ей нравилось обращаться к тем, кто попадал под ее опеку, но все-таки не она их рожала, а это, оказывается, на самом деле очень важно.

Большинство участников похорон, да и тех, кто постоянно звонит на радиостанции и заказывает песни ее дочери, знали ее бедную девочку только как идола российской эстрады. Наверное, им и в голову не могло прийти, что разухабистую Лялю Фенькину, ее несчастную доченьку, звали Людой, Людочкой, Лялечкой, что она очень любила сыр, сырки в глазури и малину.

Бывший муж Ангелины, криминальный авторитет Лазарь Вершков, оказывается, тоже был ей по-своему дорог, хотя и причинил ей ой как много зла, а по сути, просто сломал ей жизнь.

Лариса занималась всеми светскими приготовлениями, а Филя взял на себя решение остальных чисто похоронных вопросов. К сожалению, на протяжении всей церемонии оба гроба оставались закрытыми. А на что, собственно, там было смотреть? Фрагменты тел, как их называли эксперты, а скорее всего, никакие не фрагменты, а просто невесть что, — ну да ладно, что с них-то взять? Хоронить-то надо! Вот и набросали в полиэтиленовые мешки каких-то кусков.