Игорь Костюченко: Враг генерала Демидова. Роман

Джан краснела и заламывала руки, но, шагнув по скрипевшим доскам, гордо выпрямилась и застыла, протянув тонкую изящную руку перед собой.

Сидевшая на скамейках первых рядов молодежь заволновалась, шумно захлопала. Больше всех старался красный, с облупленным от первого загара носом парень – Валентин. Хлопать в ладоши он никак не мог – мешала правая рука, забинтованная, подвешенная на марле и плотно залитая гипсом.

Валька яростно орал, оборачиваясь, как заведенный, во все стороны, подмигивал, тряс вихрами.

– Давай, Джанка!

Конин занял место рядом с Валькой, кивнул на его руку в гипсе.

– Видимо, вы и есть наш Озирис.

Валька затаил дыЦиклопие. Подозрительно шмыгнул носом. Насторожился.

– Чего?

Конин прижал палец к губам, указал на сцену.

Публика затихла.

Джан набрала полную грудь воздуха, приподнялась на цыпочки.

– Я исполню песню на стихи замечательного поэта и командира Красной армии Жени Конина.

И шепнула что-то аккордеонисту.

Тот откинул чуб со лба, сосредоточился…

…бросил гибкие пальцы на белые клавиши – мотив щемил душу.

А Джан пела…

Она пела о своей любви. И в парке ей вторили птицы.

А когда Джан умолкла – увидела, что людей перед сценой было много, очень много. Они сидели на всех скамейках, и стояли плотным полукольцом. Молчали, пораженные ее голосом, искренностью, тем добрым и всем понятным чувством, которое она подарила людям.

Пронзительные строки, написанные Кониным, и голос Джан ворвались в их души, словно свежий ветер в распахнутые окна…

Девушка с веснушками тихо всхлипывала. Притихший Валька робко гладил ее по пшеничным волосам.

Вдруг Валька вскочил, неистово потряс загипсованной рукой и закричал особенно звонко от полноты чувств.

– Молодец! Да здравствует Джанка! Ура! Красному командиру и замечательному поэту Конину!

И люди, которых привлекло к сцене из глубины парка, пение Джан, засмеялись, закричали «ура!», захлопали.

Джан позвала Конина на сцену – Конин мигом оказался рядом с ней.

Они поклонились публике, и на сцену полетели цветы, цветы, цветы.

Конин поймал один букет и протянул цветы Джан.

– Бежим! А не то нас растерзают твои поклонники!

Они бежали по щедро залитой солнцем аллее, а на площадке у сцены аккордеонист уже наигрывал на своем дорогом немецком инструменте что-то из репертуара джаза Цфасмана. Парень, похожий на молодого Марка Бернеса, сидевший на корточках рядом с аккордеонистом, в такт музыке мастерски отбивал на собственном бедре синкопы.

Валька поцеловал заплаканную «Веснушкину», и здоровой рукой утер ее слезы.

«Веснушкина» счастливо вздохнула.

Ревел мотоцикл. Конин и Джан неслись на нем по бесконечной аллее вдоль реки. Мимо проскальзывали вековые дубы и липы. Парк заканчивался, впереди дорога впивалась в широкое поле, простиравшееся до тонкой полоски, за которой сливалось с зеленой землей лазурное небо. Мотоцикл неудержимо увлекал Конина и Джан к этому таинственному пределу.

– Женька, Женька! – кричала Джан, захлебываясь восторгом и рвавшимся ей навстречу майским ласковым ветром. – Да ведь это… Это… счастье… Женька! Ветер! Река! Простор! И мы! Только мы!

– Ура! Джан! Моя Джан – синий кафтан! Смешная и милая! Джан! – кричал Конин, отчаянно давил на газ.

Далекое эхо смешивало их крики с мотоциклетным ревом. Ветер уносил и прятал в свежем клевере выбитую из проселка рыжую пыль.

Мотоцикл, свирепо воя, проскочил через деревянный мост, запылил по предместью, промчался по лабиринту переулков, пока не оказался на прямой, как стрела, Малой Войцеховской улице. Мальчишки, высыпавшие гурьбой на тротуары, махали руками вслед отчаянным гонщикам.

Влетев во двор дома №14, Конин выключил мотор и мотоцикл присмирел, затих.

Подав руку Джан, Конин помог ей сойти с «железного коня». Джан, спускаясь с высокого седла и теряя равновесие, припала к плечу Конина – их обоих сразу окутала белая дымка.

– Послушай, – сказал Конин сквозь пыльную пелену, задержав Джан в своих руках, – я давно хотел сказать тебе…

– Что?

– Я люблю тебя.

– Это я уже слышала.

Джан посмотрела в лицо Конина – на белом, как маска, лице лучились лазурные горячие глаза.

– И я тебя. Люблю.

– Выходи за меня, Джан. Давай поженимся.

– Хорошо, – просто сказала Джан.

Улыбнулась.

– Только скажем об этом папе? Что душа в пятки? Испугался, женишок?

– Пуганые мы, – улыбнулся Конин.

– Тогда пойдем к нам. Я познакомлю тебя с гостями.