Игорь Крутов - Мясник

Андрей ее быстрое согласие принял на свой счет и чуть все не испортил. Сразу, как только поезд тронулся, он предложил ей выйти в тамбур.

— Зачем? — удивилась Таня.

— Покурим, — он улыбнулся как-то нехорошо.

— Я не курю.

Вероника поддержала его.

— Идите, идите, — замахала она руками на них. — Мы тут с Генкой побазарим. Нам есть что, короче…

Андрей смотрел в сторону Тани каким-то новым взглядом, которого она у него раньше не видела.

— Пошли? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Пошли.

Они вышли в тамбур. Вообще-то они уже целовались до этого, но были эти поцелуи похожи на пионерские. Таня так плотно сжимала губы, что, как ни старался Андрей, так и не смог ее до сих пор растормошить.

В тамбуре он набросился на нее, стал тискать, мять, хватать за грудь. Рука его залезла ей под юбку, оттянула резинку трусов и нырнула внутрь. От неожиданности, страха и отвращения она закричала, но он не останавливался. Тогда она изо всех сил вцепилась ему в плечо. Он завопил от боли и отпустил ее.

— Ты что?! — заорал он. — С ума сошла?!

— Это ты сошел с ума, — ответила ему она. — Всю жизнь мечтала девственность потерять в грязном тамбуре. Ни постели, ни душа, ни шиша. Козел ты, Андрей.

— Что?! — грозно навис он над ней. — За такие слова знаешь что бывает?

— А за изнасилование в зоне знаешь что бывает? — парировала Таня, неожиданно обнаруживая специфические познания. — Лучше сейчас козел, чем потом — петух. Согласен?

Он все еще морщился от боли — на плече его виднелись следы ее зубов.

— Да нужна ты, — нехотя сказал он. — Насиловать тебя… Больше некого будто.

— О’кей! — улыбнулась ему Таня. — На том и договоримся. Пошли назад.

Когда они вернулись в купе к Генке и Веронике, те стали с любопытством их рассматривать, как бы пытаясь понять, что произошло. Первый не выдержал Генка.

— Ну? — грубо спросил он. — Трахнулись, что ли?

— Заткнись, — сказал ему Андрей.

Таня не реагировала, молча готовила свою полку к ночлегу.

— Правильно! — во все горло загоготал Генка. — Молодец, Танюха. Береги честь от всяких мудаков. Нам тоже сгодится.

Андрей соскочил со своей верхней полки и кинулся к Генке, сжимая кулаки.

— Ты, гондон штопаный! — заорал он. — А ну, давай выйдем!

Генка был спокоен, даже посмеивался.

— Гондон, да? — переспросил он. — Я, да? Выйдем, да? Ну давай выйдем.

И, не оборачиваясь, вышел из купе. Еле сдерживая себя, за ним вышел Андрей.

Вероника посмотрела на Таню.

Так до старости и будешь целкой ходить? — с упреком сказала она. Херня какая то: из за целки «мочатся» друг с другом. Как будто других дел нет. Да и зачем она тебе, целка-то? Все порядочные смеются. Пятнадцать лет уже, а кайфа до сих пор не видела. Помрешь ведь скоро от старости, а так и не поимеешь мужика.

Таня молчала. Что говорить? Все равно не поймет. У нее свои понятия.

Дверь купе снова отворилась, и в него вошли Генка и Андрей. Генка чему-то улыбался. Глаза Андрея почему-то бегали.

— Чё, уже? — удивленно смотрела на них Вероника. — Ну, и кто кого?

— Победила дружба! — снова загоготал Генка. — Союз нерушимый и непоколебимый.

— Жрать будем? — спросила Вероника.

— Конечно! — ответил Генка.

Андрей молча кивнул.

— Я не буду, — сказала Таня, — спать охота. Хорошо бы сейчас заснуть, а в Москве проснуться.

Спи, спи, — милостиво кивнул ей Генка.

Вероника стала собирать на стол. Таня устроилась поудобнее, закрыла глаза и под мерное покачивание поезда уснула.

Проснулась она от того, что почувствовала: кто то яростно срывает с нее трусики. Она моментально проснулась, хотела закричать, но сильная широкая ладонь Андрея плотно зажала ей рот. Она стала извиваться всем телом, что бы хоть чуточку ослабить его давление, но он знал, видимо, как в таких случаях поступают. Он не оставлял ей ни малейшего шанса. И при этом все время сдавленно шептал в ухо:

— Тихо… тихо…

Она изловчилась, укусила его ладонь, но он только сильнее вдавил ее лицо в подушку. Трусики уже были сорваны, и он коленом пытался раздвинуть ей ноги. Она отчаянно сопротивлялась, но силы уже были на исходе. И в какой-то момент вдруг мелькнула предательская мысль: «Да почему нет?» Она перестала барахтаться и обмякла. Почти моментально Андрей этим воспользовался. Острая боль пронзила ее, она вскрикнула, а Андрей стал часто-часто двигаться, и каждый толчок его приносил ей новую порцию боли. Впрочем, длилось это не очень долго. Очень скоро она перестала чувствовать боль так остро, как прежде. Но удовольствия, о котором говорила Вероника, она тоже не испытывала. Наконец Андрей застонал громко, в голос, и затих прямо на ней.