Алексей Медоваров - Колыбель. Двадцать первый век подходит к концу

– Знаете, Михаил Николаевич, у нас с Вами сегодня на редкость насыщенный день! – Василий защёлкнул наручники за спиной Мишель. – Одна эта драка с полуголой барышней мне надолго запомнится!

Ермаков никогда не любил участвовать в допросах, но делать это умел. Ещё как умел. За свою профессиональную карьеру, которая началась сразу после армии, он частенько участвовал в дознаниях. Сначала преимущественно наблюдал, как его напарник, опытный оперативник, ведет допрос. Ермаков тогда стоял у двери в помещении, где всё происходило. Яковлев запрещал наблюдать из-за зеркального стекла. «Ты должен чувствовать его. Ощущать запах липкого пота, иногда мочи. Крови. Видеть, как трясутся руки, подрагивают губы, веки, как за ними бегают зрачки глаз. Слышать интонации в голосе и понимать, когда объект лжёт, и когда начинает говорить правду… Стоя за стеклом, Миша, ты всё это упустишь!» – именно так говорил Яковлев, снимая пиджак и закатывая рукава сорочки, готовясь к допросу с пристрастием. И именно за это Ермаков его ненавидел и уважал одновременно.

Особенно трудно было допрашивать женщин. С мужчинами было проще, не так жалко, что ли… Но женщины, это совсем другое. Переступать через моральные принципы, заложенные в детстве, гораздо сложнее. Ермаков старался использовать «пристрастие» только в крайних случаях, пробуя сначала «сыворотки правды», полиграфы и прочие «устройства». Но в этот раз всё сделать нужно было очень быстро, пока след не остыл, и еще можно ухватиться за ниточку и распутать этот чёртов клубок заговора. На кону была безопасность целой державы, а может, и всей планеты. Ермаков решил не церемониться, тем более с ней.

– Вася, проследи, чтобы нас не беспокоили. И принеси ведро воды, пластиковый стакан и полотенце. У нас сегодня снова классика в моде.

Ермаков отдал приказ и вошёл в комнату для допросов в местном отделении КСБ. – Добрый день, Мишель. Или Оксана?

Она сидела за столом, с руками в наручниках за спиной. На ней был всё тот же халат медсестры, в котором её схватили в больнице. Левая половина лица чуть припухла, губа была разбита от удара об стену. Вопроса Ермакова она будто бы даже и не слышала – сидела с закрытыми глазами в расслабленной позе. Можно было подумать, что она задремала, удобно устроившись на стуле. Вот только Ермаков прекрасно знал, что удобно устроиться именно на этом стуле невозможно, да и шея у неё напряжена.

Ермаков уселся поудобней по другую сторону стола. В его кресле устроиться можно вполне себе с комфортом, оно было предназначено для долгих, душевных бесед. Она продолжает молчать.

– Знаешь, Мишель… Ты ведь не против, если я буду называть тебя этим именем, по старой памяти? – Ермаков сложил ладони домиком. – Так вот, Мишель, я рад, что именно тебя назначили на это задание. Ещё я рад, что мне удалось взять тебя живой и невредимой. Ну, почти невредимой… Тебя, кстати, неплохо так переделали! Я имею в виду внешность. Вроде как даже покрасивее стала с нашей последней встречи в Париже! Берег Сены, яркое сентябрьское солнце, мирная демонстрация в поддержку нового мэра… Арабская девочка с пластидом под лёгким пальто, пробирающаяся в самый центр толпы… Это ведь ты её обрабатывала?

Молчание.

– Ты не поверишь, но я ничего не забыл, Мишель. Абсолютно ничего! – ладони Ермакова сжались в кулаки, да так сильно, что побелели костяшки. – Мой тебе совет, Мишель, начни говорить! Потому что я не смогу остановиться, если начну (что, конечно же, блеф, но тебе знать об этом необязательно, дорогая Мишель). А вот и реквизиты!

Открылась дверь и в комнату вошёл Василий. В левой руке было большое красное ведро с водой, в правой стакан, а через плечо перекинуто полотенце.

– Михаил Николаевич, воду пришлось с кулера сливать – до сих пор перебои с водоснабжением. Поэтому она йодированная. Полотенце чистое, – отрапортовал помощник Ермакова.

– Спасибо, Вася! Уверен, что наша гостья это оценит! – Ермаков с удовольствием наблюдал, как глаза Мишель открылись и в них он прочёл страх. – Ты, Вася, далеко не уходи, мне потребуется ассистент в этом мокром деле. Мишель, ты ведь знаешь, для чего все эти принадлежности? По глазам вижу, что знаешь.

Ермаков встал с кресла, хрустнул пальцами и снял пиджак, затем аккуратно повесил на спинку кресла и начал заворачивать рукава сорочки.

– Вася, прикрой дверь и встань у Мишель за спиной.

Пытки продолжались чуть менее часа. Несколько раз пленная террористка теряла сознание от недостатка воздуха, и столько же раз Ермаков приводил её в сознание. Под неудобным стулом образовалась приличная лужа, состоящая не только из йодированной воды. Но в конце концов старый проверенный способ дал свои плоды и Мишель заговорила.