Брайан Фриман - Ночная птица

– Потрясающе, Херб, – сказал он. – Только не говори, что такое существует в реальности.

– Существует. Это знаменитая горная тропа на Хуашане, в Китае.

– Ты там был?

– Да.

Фрост не удивился. Херб был из тех, кто за почти семьдесят лет прожил десять жизней.

– А зачем нужно ходить по таким тропам? – спросил он.

– Буддист, наверное, ответил бы – чтобы достичь нирваны, – сказал Херб, – но если честно, я просто слегка обкурился.

Истон рассмеялся. Заляпанная краской фланелевая рубашка Херба так сильно пропиталась запахом марихуаны, что любой «забалдел» бы, просиди он рядом с художником некоторое время. У Херба была белая, похожая на пергамент кожа и темные глаза; в черные очки были вставлены крохотные увеличительные стекла для мелкой работы. Жилистый и высокий, он прихрамывал из-за того, что предпочитал писать, стоя на коленях. Шак лежал у художника на коленях и играл с разноцветными бусинами, которыми были украшены длинные седые волосы Херба.

Они дружили уже пятнадцать лет. Даже в таком плавильном котле, как Сан-Франциско, Херб оставался единственным в своем роде. Он знал всех. Хиппи. Рыбаков. Геев. Радикалов. Яппи. Технарей. В восьмидесятые он четыре срока просидел в городском совете, но, насколько помнил Фрост, все это время рисовал замысловатые пешеходные иллюзии в разных местах города. Его приглашали на «Вечернее шоу» и «Доброе утро, Америка» и сняли в десятке фильмов, где действие происходило в Сан-Франциско.

– Пару дней назад я закупался в фургончике у твоего брата, – сказал Херб, гладя Шака. – Похоже, дела у него идут неплохо.

– Это так. Дуэйну нравится его работа. Он рад, что сбежал из традиционных кухонь.

– А твои родители? Как они?

– Наслаждаются Аризоной. Купили мототележку для гольфа – ее вид меня дико шокирует.

– Ну а у меня слишком высокий порог шокирования, – хмыкнул Херб. – Ты говоришь с человеком, который однажды был оштрафован за езду на сигвее [6] Сигвей (сегвей) – электрическое самобалансирующее транспортное средство с двумя колесами, расположенными по обе стороны от водителя; внешне напоминает колесницу. по трассе сто один. А вообще тебе, наверное, без них одиноко.

– Я понимаю, почему они переехали, – сказал Фрост. – Слишком много воспоминаний.

Он подумал о Франческе Штейн и понял, что все в жизни сводится к воспоминаниям. Хорошее. Плохое. Реальное. Воображаемое. Собрать все вместе – и вот вам личность. Согласился бы кто-нибудь все это изменить? Интересно, спросил себя Истон, предпочли бы родители, если б смогли стереть из памяти ту ночь шестилетней давности? Ночь, когда он был вынужден сообщить им о Кейти…

– Так в чем дело, Фрост? – спросил Херб. – Обычно ты субботним утром держишься подальше от туристов. Как я понимаю, это означает, что тебе нужна моя помощь.

– Да, нужна, – ответил полицейский.

Он часто советовался с Хербом, так как у того имелись источники информации обо всех выдающихся людях города, а еще он был знаком с большей частью обитателей улиц. Художник вел ежедневный блог о жизни Сан-Франциско, и в круг его читателей входили журналисты и политики.

– Доктор Франческа Штейн, – продолжил Фрост. – Знаешь ее?

– О да. Повелитель памяти.

– Именно она.

– Что ты хочешь знать? – спросил Херб. – Она милая, но за ласковым взглядом чувствуется сталь.

– Ее практика законна? Все эти игры с памятью кажутся мне мошенничеством. Неужели можно стереть воспоминания у кого-то в голове? Или создать воспоминание о том, чего не было?

– Думаешь, такое случается только в романах Майкла Крайтона?

– Честно? Да.

– Сомневаюсь, Фрост. Чем старше я становлюсь, тем сильнее убеждаюсь в том, что воспоминания – это как мои иллюзии. Выглядят очень реально, но являются не чем иным, как вымыслом. Я помню то, что точно было фальшивым, и забываю то, что на самом деле произошло. Я говорил кое с кем, кто проходил лечение у доктора Штейн. Один из почитаемых политиков нашего города. Будучи подростком, он на машине сбил пешехода, и через много лет после случившегося его начали мучить кошмары. Доктор Штейн поработала с ним. Он все еще помнит, что случившееся имело место, но не помнит, как именно все случилось. Хорошо ли это? Не знаю, однако такое вполне реально. И его кошмары прошли.

– Никто не заставит меня забыть, как я обнаружил тело Кейти.

– Это ты так считаешь, – сказал Херб, – но я бы не был так уверен. Именно тем, что воспоминание можно изменить, и объясняется несокрушимое нежелание ученых заниматься этим. Они обвиняют доктора Штейн в том, что она открыла ящик Пандоры. Я склонен согласиться с ними, даже несмотря на то, что в шестидесятые у меня было очень изменчивое представление о реальности.