Брайан Фриман - Ночная птица

«Уже скоро, – тянул он. – Настала пора петь!»

Кристи хотелось зажмуриться, но он серой клейкой лентой приклеил верхние веки. Сначала одно, потом другое. Глаза мгновенно высохли, и ей стало казаться, что глазные яблоки вот-вот выкатятся наружу. В глазницах запульсировала боль. Ей очень нужно было моргнуть; она могла думать только о том, что нужно моргнуть, но сделать это не получается. Ей только и оставалось, что таращиться на эти мушиные глаза и уродливую улыбку.

Только не петь, хотелось сказать ей. Пожалуйста, не надо петь.

Теперь она все вспомнила. Пение открыло дверь. Пение столкнуло ее в преисподнюю, во мрак. Ей хотелось закричать, умолять его, но что-то мешало – ее рот был забит тканью, которая не давала ей вздохнуть и заговорить. Она лишь протестующе взвизгивала через нос и постанывала. Маска хихикала, как ребенок, мучающий муравья.

«Песенка здесь, – пропел он. – Смотри на то, что тебя пугает!»

Кристи закричала, но не вслух, а внутри себя. Однако это не остановило то, что должно было произойти. Песнь началась. Мелодия была плавной, нежной, совсем не страшной, но как только полились слова, ровная белизна преобразилась. На стенах, полу и потолке появились всякие образы; сначала она не могла разглядеть, что это такое, однако комната стала сжиматься, и Кристи поняла, что комната утыкана иголками.

Тысячами и тысячами поблескивающих серебром острых иголок. Торчащих. Трехмерных. Гладких и длинных.

О нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Что угодно, только не иголки.

Стены задвигались. Задвигался потолок. Во всяком случае, у нее возникло такое ощущение. Иглы увеличивались на глазах. Теперь Кристи видела и другие предметы. В воздухе поплыли глазные яблоки – десятки голубых глаз с такими же длинными ресницами, как у нее, – и по мере того как стены комнаты сдвигались, иглы протыкали глаза, насаживая их на себя, словно на шампур, а во все стороны брызгами разлетались кровь и стекловидное тело. Она кричала, и кричала, и кричала – и не издавала ни звука.

Между иглами появилось лицо. Не лицо. Маска. Ее усмехающийся рот раскрылся и запел. Эта музыка стала звуковой дорожкой для фильма ужасов, когда испачканные кровью иглы нацелились на ее тело. На лицо. Приближаясь, они становились все больше и больше.

А над ухом пел голос:

«Крис-ти, Крис-ти».

Затем поступила команда:

«Беги».

Еще и еще раз:

«Беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги».

Она попыталась. Она чувствовала, как работают руки, как передвигаются ноги; ее сердце едва не выскакивало из груди по мере того, как она бежала быстрее и быстрее, но так и не могла убежать от иголок. Медленно, неотвратимо они приближались к ней. Чтобы уколоть. Чтобы воткнуться в нее. Чтобы пронзить ее и оставить после себя тысячи ран.

«Беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги, беги».

Открытые глаза Кристи видели иглы. Ее беззвучные крики превратились в непрекращающийся вопль о помощи, но помощь не приходила. Теперь поблескивающие острия заполняли все поле ее зрения; они были так близко, что уже касались роговицы, проникали внутрь глаза. Весь мир превратился для нее в эти ужасные иголки. Их было так много, что они проникали в каждую пору.

Ее сознание взорвалось.

Ее сознание вылетело в окно и раскололось на кусочки. Она даже не почувствовала слабого, настоящего, укола в руку, не почувствовала, как ужас отступил, – просто опять соскользнула в черную пропасть.

Фрост смотрел на закрепленные на отвесной скале три деревянные доски, которые образовывали помост шириной всего в восемнадцать дюймов. Ограждения не было, лишь похожие на рождественскую мишуру полукружья цепей, висящих на вбитых в породу крюках. Под помостом зияла пропасть глубиной в тысячу футов. Из расселин росли искореженные, открытые всем ветрам деревья. Вокруг были только горы, чьи очертания размывал легкий туман.

Пока Фрост изучал изъеденные непогодой доски, пятилетняя девчушка с рожком мороженого пробежала по пропасти к своей матери. Туристы толпились вокруг трехмерной иллюзии на Жирарделли-сквер и нервно смеялись. Это было всего лишь изображением пешеходной тропы, но настолько реалистичным, что Люси со своей фобией обязательно упала бы в обморок.

Истон сел рядом с художником на верхнюю ступеньку чаши фонтана с русалками. Вода с бульканьем и плеском заливала черепах и обнаженные груди сказочных созданий. Утреннее солнце высвечивало их лица. Над ними возвышалась каноническая эмблема шоколадной фабрики, и Фрост с удовольствием вдыхал напитанный сладостью воздух.