Брижит Обер - Потрошитель

— Кодовый замок, — сообщил Лоран.

— Зовем консьержа?

— Не знаю, насколько это уместно. Он нужен нам разговорчивым и в хорошем настроении. А так весь дом узнает, что его полиция по ночам навещает.

— Ладно, звоню в справочное.

Марецци был на красной странице, и, чтобы получить номер его телефона, потребовалось вмешательство Жанно, только что бурей влетевшего в комиссариат. Автоответчик любезно предложил им оставить свое сообщение.

— Нет дома, — пробормотала Лола, вешая трубку.

— Или спит. Может, хватит бардака на сегодня?

— А если Пианист еще кого-нибудь этой ночью за режет?

— О'кей, звоним консьержу…

Дрлин-дрлин…

Тишина. С силой вдавив кнопку звонка, Лоран по звонил снова. Послышался обреченный вздох консьержа:

— Господин Марецци не обрадуется. Знаете, как он злится, когда его от компьютерной биржи отрывают?

— Почему вы думаете, что он дома?

— Его машина внизу. «Порше-506». Вечером до него не дозвониться — в Интернете сидит.

Дрлин-дрлин.

— Да сколько можно?!

Дверь с грохотом распахнулась, и перед ними возник низенький человечек в сиреневом пеньюаре, вооруженный обрезом, нацеленным в живот Лорану.

— Полиция! — закричала Лола, выставив удостоверение. — Нам нужно задать несколько вопросов об одном из ваших сотрудников.

Обрез повернулся в ее сторону.

— Чего? В такой час?

— Это очень важно, господин Марецци, — сказал Лоран. — Позвольте нам войти и все объяснить.

— Вот дерьмо! Легавые в моем доме! Сие противоречит моим моральным принципам!

— Речь идет об убийствах, Марецци, а не о вашем баре со шлюхами, — чарующе улыбнулась Лола.

— Об убийствах? — повторил Марецци, почесав дулом обреза заросший седой щетиной подбородок. — Пшел вон! Вали в свою дырищу, кому сказано! — не ожиданно заорал он на прыснувшего прочь консьержа. — Про надбавку к жалованью можешь не заикаться!

— Может, нам все же войти? — продолжил Лоран. — Или весь этаж развлекать будем?

Они прошли внутрь квартиры, полностью меблированной в стиле Людовика XV.

— Любите антиквариат? — вежливо поинтересовалась Лола.

— Нет, я педофил, — хохотнул Марецци. — В чем дело?

— Нам нужны имя и домашний адрес вашего пианиста.

— Филиппа? Филипп-то вам зачем?

— Сожалею, но подробности сообщить мы не вправе, — отрезала Лола.

Марецци бросил обрез на инкрустированный столик с изящно выгнутыми ножками.

— Пневматический, — пояснил он, — игрушка. Филипп, он перед законом чист, его только музыка интересует — не пьет, не курит, не колется.

«Только бородатых потрошит», — чуть было не вырвалось у Лолы.

— Он страдает аутизмом, — продолжил Марецци, — и выражает себя только через музыку. После смерти его бабки лечение Филиппа взяло на себя Общество социальной поддержки. Он добрый.

— Ну… — проговорил Лоран с уклончивым жестом, — его имя и домашний адрес?

— Филипп Гвидони. Дом двенадцать, улица Габр. Четвертый этаж.

— Его бабка воспитывала?

— Да, Барбара. Госпожа Барбара Гвидони, судья. Святая женщина, добрейшей души человек и при всем при том ни в чем не уступала своему муженьку-легавому!

— Дед Гвидони был полицейским? Бабка Гвидони была судьей? — в унисон воскликнули Лоран с Лолой.

— О-ла-ла, молодежь, молодежь! — ухмыльнулся Марецци. — Неужто вы не слыхали о суперлегавом Гвидони и его борьбе с преступным миром?

— Увы…

— Sic transit mundi1, — процедил Марецци. — Да ведь он чуть не десять лет ворам кровь портил. О его подвигах еще все местные газеты трещали. Он ловил — госпожа судья сажала.

— Почему Барбара Гвидони осталась со своим внуком одна? Ее мужа убили?

— Нет, все гораздо хуже. У Барбары была дочь от первого брака, Соня. Девочка из тех, что всем старым козлам голову кружат. Так вот, в шестнадцать лет оказалось, что она беременна. От кого — молчок, но злые языки шептали, что ее хахалем был Супер-Марио. На восемнадцатилетие он подарил ей машину, «симка-11». Год спустя, одним ноябрьским воскресеньем, она предложила отчиму подвезти его в Эз, на встречу с одним стукачом. В тот день Барбара с мальчиком гостила у какой-то его тетушки. Машина потеряла управление и слетела с горного карниза — стопятидесятиметровой отвесной скалы. Никаких следов торможения. Люди поговаривали о самоубийстве.

— Действительно гадко! — воскликнула Лола.

— В действительности гадок весь этот мир, красавица, — вы не замечали? Я лично нисколько не сомневаюсь, что этот паскудный легавый трахнул свою приемную дочь. Тогда я работал на семью Приско. Мне еще не такое слышать приходилось!