Юхан Теорин: Мертвая зыбь

Повертела трубку в руках, положила на место и открыла шкафчик над холодильником. Там стояла сегодняшняя бутылка – как всегда, красное вино.

Не надо притворяться, не перед кем. Это вторая бутылка. В обед она допила вчерашнюю.

Вытащила пробку – та, как и полагается, издала глухой булькающий звук. Плопп. Выпила единым духом бокал и сразу налила второй.

По телу разлилось приятное тепло. А что там на улице? Уже совсем темно, жалкие островки бледного света от фонарей. А кто прячется в темноте? Не разглядеть. Наверняка кто-то прячется.

Юлия отвернулась от окна и выпила второй бокал. Сразу стало легче. Наконец-то улеглось напряжение после разговора со страховой кассой. Все хорошо, деньги ей переведут. Она заслужила и третий бокал. Его можно выпить постепенно, глотками. Перед телевизором. Или послушать музыку. Сати, к примеру. А потом выпить снотворное и уснуть, не дожидаясь полуночи.

И как раз в эту секунду опять зазвонил телефон.

После пятого сигнала она поднялась со стула, а после седьмого уже стояла в кухне. Восьмой, девятый… она сняла трубку и прошептала:

– Юлия Давидссон.

Журчание прервалось, и она услышала тихий и ясный мужской голос:

– Юлия?

Она сразу поняла, кто это:

– Герлоф?

Когда она в последний раз называла его папой?

– Да… это я.

Он замолчал. Юлия прижала трубку к уху.

– Мне кажется… я думаю, мне удалось кое-что узнать. Как все произошло…

– Что? – Юлия уставилась на пустую стену. – Что произошло?

– Ну, все это… с Йенсом.

– И что? – Она не отрывала взгляд от обоев. – Он мертв?

Она представила себя с номерком в руке. Ходишь и ждешь, пока вызовут. Вызвали – подходи к окну и получай решение. Опять подумала про белые косточки на берегу в Стенвике… но Йенс же так боялся воды.

– Юлия, ты же знаешь… скорее всего, да, но…

– Ты его нашел? – прервала она.

– Нет, но…

– И почему ты звонишь?

– Нет… я его не нашел. Но у меня есть…

– Тогда не звони! – взвизгнула она, зажмурилась и бросила трубку.

Номерок в руке, место в очереди. Только день неправильный. Ей не хотелось бы, чтобы Йенс вернулся именно сегодня.

Она бессильно опустилась на стул и открыла глаза. Все та же тьма за окном, тусклый свет фонарей. Посмотрела на телефон. Поднялась и встала рядом. Ждала звонка, но телефон молчал.

Только для тебя, Йенс .

Посмотрела на приклеенную много лет назад записку над хлебницей и набрала номер.

Отец ответил сразу.

– Герлоф Давидссон.

– Это я.

– Да-да… Юлия…

Он молчал. Юлия набрала полные легкие воздуха.

– Мне не следовало бросать трубку…

– Да…

– Это не поможет…

– Все бывает.

– Как у вас там погода на Эланде?

– Холодно и пасмурно, – сказал Герлоф. – Я сегодня даже не выходил из дома.

Он опять замолчал. Юлия перевела дыхание.

– Почему ты звонил? Что-то случилось?

Он ответил не сразу.

– Да… кое-что случилось… Но я ничего точно не знаю, – поспешно добавил он. – Не больше, чем раньше. Но кое-что случилось.

И я ничего не знаю, подумала Юлия. Прости нас, Йенс.

– А я-то думала… что-то новое.

– Я все время об этом думаю. Нам надо кое-что сделать.

– Сделать? Зачем?

– Чтобы идти дальше… Можешь приехать? – быстро добавил отец.

– Приехать, чтобы идти… очень заманчиво. Когда?

– Как только сможешь. Ты можешь понадобиться.

– Я же не могу просто так сорваться и ехать. – Она постаралась, чтобы этот аргумент прозвучал достаточно веско.

А собственно, почему бы и нет? Она надолго на больничном.

– Скажи хотя бы, в чем дело.

Отец долго молчал.

– Ты помнишь… ты можешь вспомнить, как он был одет в тот день ?

В тот день…

– Да…

Она сама одевала Йенса утром того дня . Только потом сообразила, что одела его по-летнему, хотя на дворе была уже осень.

– Короткие штанишки, желтые… и красный хлопковый свитерок, – сказала она. – С Фантомом. Он ему достался от двоюродного брата, знаешь, такие картинки, которые можно переводить утюгом на ткань…

– А обувь?

– Сандалии… Коричневые кожаные сандалии на черных резиновых подошвах. Ремешок на правом оторвался, у большого пальца, на левом тоже еле держался… у него всегда так к концу лета. Я пришила – не покупать же новые, за зиму вырастет…

– Белыми нитками?

– Да, – быстро ответила Юлия и тут же задумалась. – Да… мне кажется, нитки были белые. А что?

– Старый сандалик лежит у меня на столе. Правый. Ремешок пришит белыми нитками… По размеру как раз на пятилетку. Говорю с тобой и смотрю на него.