Себастьян Фитцек - Посылка

– Они у тебя от Парикмахера?

Конечно. Преступник связался с ним. Он просто делает свою работу и изучает трофеи.

– Что ты имеешь в виду? – Филипп поднялся со стула.

– Как что, волосы, – ответила Эмма, и словно металлическое кольцо сжалось вокруг ее сердца, когда она увидела, как Филипп открыл ящик письменного стола и спрятал там темные пряди.

– Какие волосы? – пожал он плечами. – Я не знаю, о чем ты говоришь, милая.

При этом он развернул свой раскрытый ноутбук так, что Эмма могла видеть экран.

– Что… как… где? – начала запинаться она. Ее односложные вопросы сменялись в такт снимков, появлявшихся на экране в виде слайд-шоу.

Фотографий женщин.

Красивых женщин.

Девушек из эскорта. Тайно сфотографированных перед разными дверьми. Дверьми гостиничных номеров, которые придерживал всегда один и тот же мужчина, в то время как проститутки сменялись.

– Ты? – Эмма все еще пыталась отвергать очевидное. – Ты встречался с этими женщинами?

С женщинами из эскорта? Жертвами?

– Значит, это ты их убил?

– Эмма, ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Филипп с выражением наигранного, как ей показалось, удивления на лице, нажав на клавишу пробела. На экране появилась новая фотография, и снова жертва.

Эмма вскрикнула, узнав себя.

С чемоданом на колесиках в руке, прямо перед темной дверью, которую она как раз открывала. Фотография, как и все прочие, сделана при плохом освещении, но номер комнаты на облицованной ореховым шпоном двери виден хорошо: 1904.

– Это был ты! – крикнула Эмма в лицо Филиппу. – Это ты Парикмахер! Как я могла так заблуждаться? Позволить ввести себя в заблуждение?

Сбитая с толку посылкой для неизвестного соседа, она не обратила никакого внимания на вторую посылку. И впустила врага в свой дом.

Эмма заблудилась в лабиринте своих параноидальных мыслей и погубила невинного.

– Ты подонок!

Ее муж улыбнулся и сказал глубоко обеспокоенным голосом, который не сочетался с его дьявольской ухмылкой:

– Эмма, пожалуйста, успокойся. Ты не в себе.

Одновременно он нажал на какую-то кнопку на ноутбуке, и экран стал черным.

– Что ты задумал? – закричала Эмма. Она не имела понятия, что ей делать. Смятение и ужас на мгновение парализовали ее. – Ты хочешь свести меня с ума?

– О чем ты? Боюсь, ты снова видишь то, чего нет, милая.

«Да. Так и есть. Не знаю зачем, но он все время подпитывает мою паранойю».

Эмма осмотрелась, инстинктивно ища предмет, которым могла бы обороняться, если Филипп попытается наброситься на нее. И тут заметила маленькую камеру на потолке подвала, которая была расположена так, чтобы Эмма все время была в объективе, а ее мужа не было бы видно на видеозаписи.

– Ты снимаешь меня? – потрясенная, спросила она Филиппа.

– Но, милая, ты же сама просила обезопасить подвал, – лицемерно ответил он. – Из страха перед взломщиками.

– Я никогда ничего не говорила о камерах! – крикнула она в ответ. И если ей по-прежнему не были ясны мотивы Филиппа, то на нее снизошло другое ужасное озарение: Сильвия.

Она звонила не с телефона Йорго!

А с собственного телефона.

Эмме стало ясно, в какую игру Филипп играл с ней все это время.

Как тогда со своей бывшей женой!

Просто сохранил номер Сильвии под другим именем.

А какой мужчина станет так делать?

Тот, которому есть что скрывать.

Любовную связь.

Чтобы не бросалось в глаза, когда любовница звонит по многу раз в день, посылает эсэмэски, оставляет пропущенные звонки.

Внутри у Эммы все сжалось.

Ну конечно, как ловко.

Йорго – напарник Филиппа, логично, что он часто звонит, по крайней мере, объяснимо, если наивная женушка посмотрит на дисплей и начнет задавать вопросы.

Как ловко и коварно.

Сильвия у него звалась Йорго, а Сильвия называла его Петером.

«И у нее великолепные длинные волосы. Как у меня».

Как вообще у всех жертв Парикмахера.

– Но зачем тебе нужно было их всех убивать? – прохрипела Эмма. От прозрения у нее перехватило дыхание. – Проституток, твоих любовниц. Даже Сильвию. Почему она должна была умереть?

Имя женщины, которую Эмма когда-то считала лучшей подругой, сработало как пароль: дьявольская улыбка исчезла с лица Филиппа, и он впервые выглядел по-настоящему обеспокоенным.

– А что с Сильвой? – спросил он, как будто и правда не знал, что она, в предсмертной агонии, только что пыталась дозвониться до него. Возможно, это была секундная слабость, почудившаяся Эмме в его глазах. Или то обстоятельство, что он назвал свою последнюю любовницу ласкательным прозвищем, которое высвободило в Эмме агрессивную неукротимую ярость.